– Что за на хер?! – шиплю я сквозь зубы. – На какой зад?! Добивать надо, вперед ломить, куда мы уходим?! – Руки и ноги, впрочем, сами выполняют команды, и я четко под барабан отхожу в своей шеренге.
– Я последний раз говорю, захлопнись! – А потом, после маленькой, какой-то снисходительной паузы: – Мы их выманиваем, так надо.
Ну надо, значит надо. Баталия делает ровно двадцать шагов и замирает в ожидании. Пики падают вниз, выполняя команду «Оружие к ноге!» Вперед бегут пикинеры из тыловых рот, заменяя раненых и уставших бойцов.
– Гульди!
– Я!
– Да не ори так… я по-дружески… в общем, молодец Гульди! Все ловко сделал, я в тебе не ошибся. Давай так же дальше.
Ну ты смотри! Гауптман похвалил, что-то небывалое. Обычно от него доброго слова как от козла молока, а тут такая педагогичность!
Пока суть да дело, оглядимся. Сперва – все ли наши? Нет, не все.
Но щегольский фальтрок Йоса все еще в первом ряду, не ушел упрямый старый пень, хотя и меняли его. На шлеме две свежие зарубки.
Кабанья спина по-прежнему излучает уверенность в завтрашнем дне и в непобедимости дела кайзера. На боковине бархат и холщовая подкладка разрублены до пластин, на плечевом щитке кровь, не разобрать чья.
Ротмистр Вассер тяжко отдувается, ему пришлось очень здорово поработать алебардой: швейцарский клин врубился в строй точно напротив него. Бемельберг… а что ему станется? Ральфа что-то не видно, будем надеяться, что не видно только мне.
Ба! А это что за фигура? А фигура эта не кого иного, как Адама Райсснера. Секретарь Фрундсберга, эрудит и собиратель знания стоит с пикой в третьем ряду в гладком миланском доспехе с бургиньотом на голове. Он опирается на пику, то и дело привставая на цыпочки, силясь заглянуть через головы товарищей. Что-то я его не помню, видимо, пришел с подкреплением и сменой.
На поле затишье. Все наши баталии целы и равняют ряды, как и мы, в небольшом удалении от изначальной позиции. Швейцарцы бодро втягиваются на поле. Места схваток обозначены неаккуратно разбросанными телами.
Отрадно, очень отрадно смотреть и видеть, что большинство их принадлежит райслауферам. Оно и понятно, швейцарцам пришлось принять бой в крайне невыгодных условиях.
Где-то вдалеке звенит и гремит. Надо понимать, что там продолжается конное сражение.
Между тем по бокам наших баталий и полков швейцарцев появляются аркебузиры и начинают огонь. Дистанция такая, что промахнуться невозможно. Счастье, что они заняты друг другом и пехоте не слишком достается. Залпов с дюжину швейцарцы выдержали, а потом загрохотал барабан, и они ринулись на второй приступ. Ну и мы им навстречу.
Описывать второй бой означает повторить большую часть первого. Все было в точности так же. Медленный соступ, удар пикинеров, долгая игра древков, своего рода «строевое фехтование», да простится мне этот оксюморон, потом соступ накоротке, неизбежная работа алебардистов, а значит, и вашего верного рассказчика. Швейцарцы вновь отброшены. А мы вновь подаемся назад.
Так повторяется еще два долгих, бесконечных раза.
Помню, что мне невероятно хотелось пить. Руки одеревенели, мозги тоже. Я превратился в механизм, приставленный к спадону. Я работал, когда меня заводила команда, и тупо стоял, когда команды не было. Рубил, колол, парировал, маршировал, делал равнение и стоял смирно. Не было сил, чтобы даже оглядываться по сторонам и высматривать знакомых после схватки.
Козырек украсился зарубкой, кираса еще двумя бороздами, правый наручь одной вмятиной, а левая голень длинной царапиной. Царапина, впрочем, была вполне уважительная. С нее непрерывно стекала кровь, которая собиралась в ботинке и начинала мерзко хлюпать при каждом шаге.
https://storage.piter.com/upload/new_folder/978544611951/14_Bitva_pri_Bikkokka.jpeg
Битва при Бикокка 1522 год
Но бог ты мой, как же хотелось пить! Итальянское солнышко припекало вполне ощутимо, так что обычное стояние в латах постепенно превращалось в пытку. Сколько же времени прошло с начала? Не может того быть! От первых выстрелов до сего момента – не менее двух часов!
Если бы не навалилась такая усталость, я бы не переставал восхищаться стариком Йосом. Седой ветеран никуда не уходил из первого ряда и полностью выстоял все четыре схватки. Только пику сменил. Один раз ему пришлось взяться за свою длиннющую швейцарскую саблю, когда древко сломалось. Фальтрок его давно перестал быть щегольским, но усы по-прежнему задорно торчали вверх. Воплощение солдата. Не геройствовал, просто стоял на месте, делал свое дело, четко выдерживая строй и выполняя команды.
Швейцарцы между тем полностью вывели свои баталии за вал. Скоро все разрешится в едином сверкающем моменте истины. Здорово мы их отделали, приятно посмотреть.
Они совсем близко, шагов двадцать, так что можно рассмотреть детали. Передние ряды здорово помечены. Кажется, что досталось всем. Если не раненый, то доспех обязательно помят, а значит – побывал в серьезном деле, что, в свою очередь, означает усталость.