Солдат императора

Пикинеров в тылу совсем не видно, а на флангах и в центре их совсем немного. Те, что перед нами, – последние, резервов больше не будет. Их численность как-то незаметно растаяла. Многих забрали пушки и аркебузы. Многих нашли пики. Четыре гряды тел ясно показывают, что поле они заняли не даром. Расплатились сполна за каждый шаг. Там, где недавно кипел бой, земля пестрит от красно-желтых табаров и разноцветных чулок с нашитыми белыми крестами.

Они все еще смертельно опасны. Если дух силен, если знамена вьются над строем, значит, швейцарцы сильны и свирепы. Что такое усталость и раны, они не ведают. Но все-таки это уже не та смертоносная волна, что катилась по полю утром. С этой силой можно тягаться на равных. Что мы доказали и скоро докажем еще раз.

Скоро? Да уже прямо сейчас! Райслауферы бросились в пятую, последнюю атаку.

Барабаны грохотали, флейты пели, все как положено. Мы вновь ощетинились ежами пик и принялись убивать друг друга. Последняя атака была страшной, потому что и мы и они понимали, что она в самом деле последняя.

Швейцарцы совершенно озверели и бросались на нас, как разъяренные медведи, полностью оправдывая древний городской герб. Вновь и вновь они пробивали бреши в строю, так что вперед приходилось бросаться алебардистам.

Один раз Фрундсберг отправил в бой даже своих трабантов. Меня в этой схватке так хватили по макушке двуручной секирой, что смяли гребень на шлеме. Хорошо еще был этот гребень! Если бы не предусмотрительность неизвестного нюрнбергского мастера, смяли бы мне всю голову.

Лютая была драка. Клинок спадона слегка повело от ударов. Придется нести править. Если доживу.

И вот, как говорил старый Йос, «стоим перетыкиваемся». Когда Георг командует что-то, сразу три фанляйна с тыла и с боков выполняют разворот строем и всей линией бьют в бок швейцарского строя! У нас много пикинеров, а у них и два ряда на фланге не везде набиралось.

Когда минут через пять они отбились, пики там больше не возвышались сплошной грозной стеной. Стена превратилась в сильно погрызенный заборчик. Представляю, сколько там перекололи алебардистов с их коротким оружием!

Потом навалились вновь. А мы по фронту их поддержали. Не знаю как, но железные пастухи нас вновь отвадили! Но мы продолжали атаку, не ослабляя напора. Пока алебардисты отдыхали – дела нам не находилось. Швейцарцам было чем заняться и без нас, а основные силы Фрундсберг берег, не бросал пока в решительный натиск.

https://storage.piter.com/upload/new_folder/978544611951/15_Prospero_Kolonna.jpeg

А это Просперо Колонна (1452–1523)

Случилось то, чего никто не ожидал. Когда в центре наступила небольшая передышка – трупов навалили много и мы не могли дотянуться друг до друга, в рядах швейцарцев началось шевеление, и вперед выступил весьма красочный ветеран.

Высокий и кряжистый, с полуседой бородой, в превосходной миланской броне. Как и все солдаты без наголенников, зато в великолепном бургиньоте с ребреной витой тульей и распашным бартелем. В руках у него был гутентаг с молотом на обухе, обязательной пиковиной для укола и дисковидной гардой в центре окованного древка. На поясе висели меч и кинжал, а на шее – толстенная золотая цепь с эмалевым крестом. Фигура его приковывала взгляд, столько в ней было силы и энергии.

– Георг! С тобой говорит твой старый товарищ. Арнольд Винкельрид, помнишь такого?! – Его зычный глас легко перекрыл шум боя, те, кто поближе, даже невольно расступились, прекратив драку. – Фрундсберг! Старый вор! Выходи, если не трусишь! Я тебя заколю на глазах у твоих шавок! Ну! Где ты! Выходи!

– Ну прямо Самсон, алкающий встречи с филистимлянами, – громко прошептал Адам Райсснер, вышедший из всех схваток почти невредимым. Ему даже не изменила обычная ироническая манера говорить.

Фрундсберг услышал. Еще бы, такой рев! И полез вперед, расталкивая всех и что-то бормоча.

– Я здесь, старый товарищ! Никогда не прятался от драки! Схлестнемся? С Божьей помощью я сам тебя заколю! Становись!

– Никакой пощады! Разойдись, сукины дети!

* * *

Два испытанных воина выбрались друг к другу. Георг в черно-серебряном доспехе и сияющий полировкой Винкельрид с двуручной секирой. Сражение стало замирать. Как же, такое не каждый день увидишь.

Хищно напружинившись, они пошли друг на друга, переступая через тела. Никакой разведки, никакого танца…

Винкельрид хрипло выдохнул и с раскрутки ахнул Георга молотом по голове. Тот легко парировал высокой примой, тут же нанося укол в лицо. Меня даже передернуло – опаснейший прием. Чудовищный удар молота всего на ладонь не дошел до цели. Я понял еще на занятиях в лагере: основная максима, на которой строится местная система фехтования, звучит примерно так: «Лучше два трупа, чем ни одного».