Солдат ка Джейн. Учебка (СИ)

  - Ногу брось, а не Фальконе, - Брунцелез присел рядом с Йововичем. - Я пообещаю, что попытаюсь найти твоего Фальконе, но ты пообещай мне тоже кое-что. - Брунцелез мрачно сказал. - Это обещание должно послужить на наше общее благо.

  - Только не берите с меня обещание жениться на девушке, - Йовович с неприязнью посмотрел на меня и на Бонни. - От девушек все беды.

  - Прекрати выть, - Гарибальди мерил шагами казарму. - Нытье только злит нас и расслабляет тебя.

  Оно лишний раз убеждает, что ты плохо воспитан, и что с тобой нельзя иметь дело.

  Ты и нога это цифра два, четная.

  Четная до добра не приведет.

  - Зато у Йововича теперь три ноги, а три - нечетное, как раз вам по вкусу, - я отвернулась от оторванной ноги, из которой торчало.

  - Джейн, я очень строгий человек, а твоя непрекращающаяся дерзость делает меня еще более строгим, - Гарибальди тоже восстал против меня.

  - Сидим спокойно, никакого не напрягаем, а вы на нас ополчились из-за ноги и Фальконе, - Бонни хотела, как лучше, но подлила масла в костер разговора.

  - Злые, вы, Джейн и Бонни, потому что вы голые и есть, а моего Фальконе нет даже одетого, - слезы ярости хлынули из глаз Йововича. - На пляж, под пальмы, к ласковому теплому морю...

  - Бонни, сходим в душ, пока здесь все уляжется, или все улягутся, - я демонстративно строго посмотрела в глаза Йововича и Гарибальди.

  Во мне все кипело от злости, и в то же время сердце покрылось корочкой тонкого льда ужаса.

  Неужели, наши новобранцы тоже против нас ополчатся.

  - Наши кровати не займут? - Бонни спрашивала меня, но вопрос был адресован всем парням.

  - С кем я буду спать? - Йовович встрепенулся, как петух на насесте.

  - Тебе обязательно с кем-нибудь спать, Йовович? - Фуникулер выразительно посмотрел на меня.

  - Я сплю только с Бонни, - я подняла подбородок.

  - Я имею в виду, чтобы вы своей наготой не раздражали Йововича, - Фуникулер почесал затылок.

  - Мы вас раздражаем? - Бонни спросила тихо.

  - Йовович, я с тобой буду спать одну ночь, - Брунцелез погладил Йововича по головке. - Но только ты в койке не позволяй себе лишнего.

  На следующую ночь меня сменит Гарибальди. - Брунцелез подмигнул Гарибальди. - Мы будем каждую ночь сменяться на боевом посту в твоей койке, чтобы ты успокоился.

  - Два в кровати - четное число, - Гарибальди, судя по кривой усмешке, не желал делить ложе с Йововичем.

  - Мы превратимся с тобой в одно целое, - Йовович повеселел и даже на время забыл о Фальконе.

  - Джейн, пойдем в душ, тоже с тобой превращаемся в одно целое, - Бонни подхватила коробку с мылом, шампунями и парфюмом.

  В коридоре нас догнал взволнованный Мюлер.

  - Джейн, Бонни, мы не хотим ни с кем портить отношения, - Мюлер пальцами зажал мой сосок и теребил его.

  Я и Бонни с интересом следили за пальцами Мюлера и за моим соском.

  - Ой, Джейн, извини, я волнуюсь, - Мюлер густо покраснел. - Обычно, когда я волнуюсь, то я накручиваю пуговицу на рубашке или пиджаке собеседника.

  Вы обнаженные, поэтому я рефлексивно ухватился за твой сосок, как за пуговичку.

  - Продолжай, Мюлер, меня это не напрягает, - я засмеялась. - Парень трогает грудь девушки - это так поэтично.

  - Я поэт, - Мюлер брякнул, словно нам интересно, поэт ли он, или артиллерист. - Армия выльет из меня стихи. - Но мой сосок все-таки отпустил на волю.

  - Лейтенант Шоу, разве, не похвалил тебя, не отметил за то, что ты поэт? - Бонни мило раскрыла ротик.

  Я не удержалась и накрыла ее губки своими горячими губами. - Лейтенат покровительствует поэтам и музыкантам.

  - Шоу покровительствует только мертвым классикам, - Мюлер смял лицо ладонью. - Теперь рука пахнет тобой, Джейн, твоей грудью.

  - Это хорошо или плохо, что твоя ладонь пропиталась ароматом Джейн? - Бонни состроила мне глазки.

  - Для меня сейчас - хорошо, волнует кровь, - Мюлер покраснел, словно вишня. - Но для товарищей по казарме - плохо.

  Если я вернусь, благоухая запахом девушки, то меня неправильно поймут.

  - Разве можно понять неправильно? - я вспомнила уроки наставника философии Жуковского. - Если понимают, то уже понимают.

  Не може быть правильных или неправильных понятий.

  - Твоя спасительная философия не спасет меня от насмешек товарищей и гнева Йововича, - Мюлер с опаской посмотрел в сторону казармы. - Меня же не спасла поэзия, когда я решил нарисоваться перед лейтенантом Шоу.

  Он спросил меня, люблю ли я поэзию Шварцмана.

  Я ответил, что я сам поэт, и хотел добавить, что в моих ранних лирических произведениях попадаются искорки переклички с поэзией Шварцмана.

  Но лейтенант Шоу ответил первый, опередил. Кулаком.

  Он со всей дури ударил меня в челюсть, - Мюлер показал на синяк на нижней челюсти справа.

  "За что, дон лейтенат?" - Я через пару минут вышел из обморока и поднялся с пола.

  "За то, что ты, смертный, посмел сравнить себя со Шварцманом.

  Ты назвал себя поэтом, а поэт может быть только один - Шварцман, - лейтенант Шоу вернулся за стол. - Шварцман и я".

  Я не стал возражать, поэтому больше меня лейтенант Шоу не избивал.

  Мне повезло, как и вам, девочки. - Мюлер тихо улыбнулся. - Фальконе - либо очень повезло, либо совсем не повезло.