И тут… Тут кончилось терпение у всех кто пытался эту парочку взять живыми. Они бессмысленно бросились вперед, стремясь задавить храбрецов количеством, но только мешали друг другу. Началась бессмысленная рубка, где кровь телка рекой, слышались стоны раненных, предсмертные крики убитых, азартные возгласы атакующих.
Рука Алкасара отмахивалась от мечей нападавших, тут же совершала колющие удары, а голова думала, что наступил конец. Войнов было слишком много. Они были везде, даже маленький Одиссей не мог протиснуться сквозь их сомкнутые ряды.
Удары сыпались один за одним. Кровь, смешанная с потом заливала глаза, но тут колдун почувствовал, как в нем закипает ярость, похожая на ярость берсерка в пылу битву. Ее можно было использовать, как магическую энергию. Собрав волю в кулак, колдун накапливал ее, терпя мелкие колющие удары. А потом, когда энергия начала биться через край, выливаясь свечением вокруг Алкасара, он ударил потоком сжатого воздуха, потоком внутренней энергии, которая переполняла его.
Жуткая боль пронзила нападавших. Они отлетели метров на десять, корчась от ужаса, от кошмара переломанных ребер и костей, раздавленных легких. Вокруг карлика и Алкасара осталась лишь куча поверженных ранее мечом кочевников.
Они стояли друг напротив друга. Два брата, два царевича. И их глаза горели огнем ненависти друг к другу. Они ненавидели друг друга и были готовы уничтожить.
Алкасар чувствовал, что вложил в этот удар почти всю свою силу, что ее осталось на самом донышке, что отбить такую вторую атаку не хватить сил. Встряхнув головой, он побежал к шатру. Из горла его вырвался отчаянный крик, когда краем глаза он увидел, как Валтасар успевает натянуть тетиву на боевом луке. Он надеялся, что брат будет стрелять в него. Мир замер, время потекло медленнее, превратившись в вязкую жижу.
Но Валтасар целил вовсе не в него. Стрела сорвалась с пальцев и понеслась навстречу карлику, который рванул следом за своим другом. Поняв, что его снова обманули, обхитрили, Алкасар резко изменил направление бега, но прикрыть собой Одиссея не успел. Тяжелый удар обрушился на грудную клетку карлика, сбил его с ног и отбросил в сторону. Шут почувствовал как металл медленно входит в его тело, пронзая его ужасной болью. Дыхание сбилось и он рухнул на землю без движения. На длинных красивых ресницах заблестели капельки слез.
— Нет! — закричал Алкасар и бросился к лежащему без движения шуту. Стрела торчала прямо из груди карлика. Кровь тонкой струйкой стекала из уголка губ, пачкая некрасивый широкий рот, но он улыбался!
— Вот и все… — прохрипел он, положив голову на руки колдуна, который казалось бы не замечал окруживших его кочевников. Бросил меч в сторону. Сйечас для него существовал только этот маленький человечек вместе с его болью. — Прости Алкасар, я не смог… не смог тебе помочь… Скажи… скажи королеве…
Глаза карлика закатились, дыхание остановилось, сердце мужественного шута перестало биться навсегда.
— Взять его! — как в тумане плачущий Алкасар услышал над собой голос своего брата. Он не мог, он не хотел сопротивляться. Он потерял друга.
Указания Суворова были выполнены в точности. Янтарные драгуны хоть и не поняли общего замысла своего командира, но выступили при полном параде, вооруженные охотничьими рожками и сигнальными факелами. Куда им было понять! Они к счастью были незнакомы со второй мировой войной. Жили себе, не тужили…
Добрались к месту почти в сумерках. Ночь к счастью оказалось безлунной, с обилием туч, томно гуляющих по еще пока не черному, но уже достаточно темному небу.
Где-то вдалеке, километров за пару, если мерить человеческими мерками, слышались голоса авангарда Валтасара, горели костры, по воздуху стелился запах горелого мяса. Следуя дурацкой традиции не воевать ночью, князь стал лагерем примерно в пяти милях от Великой реки.
Суворов тихо подозвал к себе Базилевс. Коленки дрожали, во рту пересохло, но саша старался придать себе начальственный вид. Сейчас, в эту секунду, слишком многое завислео именно от него, как он себя поведет, насколько окажется решительным и прозорливым.
Сержант подъехал тут же. Глаза его горели ярким огнем, а щеки пылали, что было заметно даже в такой темноте. Кажется, это первый бой не только для Суворова, отметил он сам про себя, что придало ему немного уверенности в своих силах.
— Как настроение, сержант?
— Отличное, господин капрал, — тихо ответил Базилевс, — люди готовы умереть за Ее Величество нашу королеву Викторию!
— Замечательно, люди готовы? Факелы? Рожки?
— Все ждут только вашего приказа о наступлении!
— Прекрасно, — в душе у Саши творилось непонятно что и это что-то мешало ему отдать приказ. Имел ли он право вести за собой этих людей на смерть? А если план ничем не закончится? Если Валтасар не испугается? Если что-то пойдет не так? Ведь он не полководец? Он музейный работник! Потому он и оттягивал начало, которое впрочем было неизбежно… — Хорошо… Сержант…
Базилевс кажется понял чувства Суворова, наверно, потому что и сам испытывал нечто подобное, потому тихо добавил: