Солдат… не спрашивай!

На втором этаже особняка – на небольшом балкончике, украшенном бестолковыми под "ампир" гипсовыми завитушками, похоже как раз батюшка-барин и устроился, трубку длинную, почти метровую покуривает и кайф ловит. Рядом с хозяином еще трое бравых молодцов стоят, один из них заметно выделяется – одет чисто и по "европейски". Сюртук ли, фрак или мундир на фоне "посконных" архалуков, армяков или даже обычных "народных" рубах не заметить грешно, просто глаза режет такое странное сочетание. Но то наверху и "господа", а внизу между деревьями по обе стороны дороги и далее до самых ворот, чуть ли не все "детское" население деревни собралось. Не то две, не то даже три сотни маленьких работничков стараются на совесть, не покладая ручонок. Дети собирали яблоки в различную тару кустарного производства – плетеные из лозы корзинки всех мыслимых размеров, лукошки, берестяные короба, а иные девчонки и прямо в подолы длинных рубашек складывают. Берут все – как опавшие плоды, те пойдут на корм свиньям, так и срывают давно созревшие яблоки прямо с деревьев. Кругом, куда ни посмотри, видны радостные детские лица, смех и писк и визг, маленькие сладкоежки уже кое-где поспешно дегустируют необычно щедрые дары осени. Но что-то здесь не так… неужели наверху в кресле спокойно сидит и смакует ароматный турецкий табачок – "тот самый", за кого местные мужики не один год уже молебны в церкви заказывают "во избавление" как от чумы? Сашке почему-то тогда казалось, что подобный субъект должен выглядеть совсем не так… уж не "промахнулись" ли они и не забрели ли в соседнюю усадьбу ненароком? Вроде как данную конкретную "шельму", рассевшуюся вальяжно в кресле на балконе, бог никаким заметным визуально клеймом не отметил. Не красавец писанный здешний помещик – морда просит кирпича, живот выпирает на полметра, кабанчик еще тот, на добрый центнер потянет. Но с другой стороны и не явный дегенерат, из числа тех, что иногда осенью после получения оброка наезжали покутить в их уездный городишко. Господа помещики спьяну вытворяли там различные, невинные "шалости и безобразия"  – дрались с мещанами и нижними чинами на кулачках, девкам на улицах юбки задирали на голову, было и известное развлечение провинциальных "любителей быстрой езды"  – давить народ на улицах, как без него обойтись. Сашка уже давно к тому времени понял, что реальная аристократия в начале 19-го века выглядит совсем не так, как изображают их на парадных портретах в художественных галереях и разных там иллюстрированных изданиях. "Французская булка" на проверку – даже внешне сплошь и рядом с плесенью и черствая попадается. Нет ничего в этом явлении удивительного и загадочного, ведь любой художник-портретист, даже самый известный "мэтр", всегда творит под заказ. А в России мало, что денег не заплатят, если барину не понравится, так еще обиженный клиент может иной раз и сильно покалечить мастера. Крепостной, не крепостной художник – какая разница для российского "аристократа", все одно это "чернь" или скорее "быдло", если человек руками работает. С с точки зрения среднего "блаародного чалавека" по другому с "человеком труда" и нельзя обойтись, народ ведь у нас вор и пьяница, об этом и сам придворный историк и редактор "Московского журнала" и "Вестника Европы" Карамзин Николай Михайлович пишет в своих трудах.