Мы долго работали рядом. Я был секретарем райкома, он возглавлял свое КБ в Бауманском районе. В то время наш Бауманский район шефствовал над Волоколамским районом в Московской области, побывавшим под оккупантами. После войны он влачил жалкое существование. Мы были шефами и подняли район буквально из руин: создали новые животноводческие помещения, переоборудовали машинно-тракторные станции, все деревни электрифицировали.
У Туполева был там подшефным колхоз «Кашино». Как-то при встрече я ему говорю: «Андрей Николаевич, Кашино – историческая деревня. Там зажигали лампочку Ильича. Смотрите, в каком неприглядном состоянии ваш подшефный колхоз!» – «Решим все вопросы», – мгновенно отреагировал Туполев.
Вскоре узнаю, что он сам поехал в колхоз, взяв с собой своих руководителей. Там же не откладывая в долгий ящик вместе с руководством колхоза они составили план, как поднять хозяйство. Потом послали туда своих специалистов, и буквально за полгода колхоз преобразился. Ну что для них это стоило? Да ничего! У него только на опытном заводе было 7 тысяч работников и в конструкторском бюро – не меньше. Плюс огромные финансовые возможности.
Колхоз встал на ноги. Люди радовались. Урожайность повысилась. И сразу продукция пошла из этого колхоза. Туполев и сам был доволен.
Был и другой эпизод – тяжелый эпизод в жизни Туполева, – о котором я должен рассказать.
В 1958 году Андрею Николаевичу исполнялось семьдесят лет. Было решение ЦК партии, по которому Туполева должны были чествовать на очень высоком уровне – в Колонном зале Дома союзов с вручением звезды Героя Социалистического Труда. Все члены политбюро ЦК должны были быть на этом чествовании.
И вдруг за короткое время падают три его самолета. Причем во всех трех случаях была ошибка летчиков. «Наверху», учитывая, что самолеты разбились, решили отменить чествование Туполева. Я приехал на завод. В сборочном цехе находился новый самолет. Собрались рабочие, конструкторы, инженеры – более 10 тысяч человек. Стоит трибуна – и ни-ко-го из ЦК нет, ни одного человека!!!
Из министерства приехал заместитель главного инженера главка – это оказался «самый высокий чин»! П. В. Дементьев, председатель Госкомитета Совета министров СССР по авиационной технике, прислал Туполеву телеграмму: «Поздравляю юбилеем! Желаю новых успехов!» И все!!!
В общем, «самым крупным» представителем КПСС оказался там я – первый секретарь Бауманского райкома партии. Мне секретарь парткома говорит:
– Николай Григорьевич, выступите.
– Ну вы бы мне хоть заранее сказали.
– Мы и сами не знали, мы думали, что приедет хотя бы министр.
– Хорошо, дайте мне сосредоточиться, я в конце собрания выступлю.
Мне стало страшно обидно за Андрея Николаевича. Выступление у меня получилось удачное, народ хорошо принял.
В общем, все прошло хорошо.
После официальной части Андрей Николаевич берет меня за руку и говорит: «Пойдем посидим у меня». Поднялись к нему человек двадцать. В его кабинете накрыт стол. Он меня одного тащит за руку дальше. Проходим его личный кабинет, где он занимался один, потом спальню и дальше – в ванную. И здесь он дал волю чувствам.
– Как же они могли так со мной поступить, как же им не стыдно? – восклицал он. – Скоро все поймут, что я не виноват в том, что эти самолеты разбились.
– Да вы что, Андрей Николаевич! – успокаивал я его. – Кто они такие? Вот тот народ, который пришел вас поприветствовать – десять тысяч, – вот кто главный! Те люди, видимо, недостойные, раз они себя так повели! Так что вы зря! Народ вас по всей стране знает, любит!
Мы вышли уже в полном порядке и хорошо отметили его юбилей.
С Туполевым было легко общаться. Он был интересный человек. Последняя встреча у меня с ним была такая. Я приехал из Дании (когда я приезжал в Москву, я всегда ему звонил). Он говорит:
– Слушай, зайди ко мне, я тебе кое-что интересное покажу.
Я к нему приехал, и он привел меня в сборочный цех, где с гордостью показал макет из фанеры в натуральную величину 144-й машины, сверхзвуковой. Мы с ним забрались в салон, там все было как в настоящем самолете. Я говорю:
– Андрей Николаевич, это все очень здорово, но вот у меня возникает вопрос, который, я знаю, на Западе очень беспокоит конструкторов. У них горит кромка крыла у пассажирских самолетов, не выдерживает температуру, потому что нагрузки большие.
Андрей Николаевич, довольный, подробно рассказал мне, как он решил эту задачу с охлаждением кромки крыла.
– Есть еще и второй вопрос, – продолжал я. – Вот вы доставите во Владивосток за два с половиной часа пассажиров из Москвы, но ведь там совсем другие климатические условия. Человек, который за такое короткое время прилетит туда, не сумеет перестроиться. Вы думали над этой проблемой?
– Слушай, – как-то по-мальчишески загорелся он. – А ведь это новая проблема для меня. Я подумаю над этим вопросом!
Это была наша последняя встреча…