Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном

Стоило председателю Московского городского совнархоза, члену ЦК Константину Дмитриевичу Петухову высказать неосторожную критику в адрес Хрущева, о которой последнему стало известно, как он тут же и без всяких объяснений оказался директором завода в Харькове, и ничто и никто помочь ему не мог, а Москва лишилась хорошего работника. Только через пять лет он вернулся в Москву директором завода «Динамо».

Несколько ранее был освобожден от своей должности председатель Моссовета Н. И. Бобровников, чем-то не угодивший Хрущеву, хотя москвичи относились к Николаю Ивановичу с большим уважением за его скромность, честность, работоспособность и знание городских проблем. Московскому партийному руководству пришлось выдерживать сильное давление «сверху», чтобы не допустить расправы с теми, кого Хрущев критиковал.

Волюнтаризм руководства все отчетливее брал верх над трезвым расчетом, реализмом, коллективной волей. Такие плохо продуманные, негодные меры, как искусственное разделение партии на промышленную и сельскую, шли вразрез с лозунгом о союзе рабочих и крестьян.

Ликвидация машинно-тракторных станций и продажа сельхозтехники колхозам сильно подорвали экономику села. Урезка приусадебных участков больно ударила по сельским жителям. Все это привело к резкому снижению производства мяса, молока и картофеля. В 1963 году стране пришлось сделать первые крупные закупки зерна за границей.

В поисках решения продовольственной проблемы Хрущев обратился к науке. Он решил реорганизовать науку, приблизив ее к производству. Отсюда появился план перевода на село Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева.

Я думаю, это было крайне неверным решением. Когда молодой человек приезжает учиться в Тимирязевку из деревни в Москву, то его воспитывает, учит не только вуз, но и сама столица – крупнейший культурный центр страны. Перевести академию куда-нибудь за 400–500 верст от столицы значило лишить студентов всего этого. Да и профессура не поехала бы в село. Уж если говорить честно, то тогда практически все, кто имел отношение к решению этого вопроса, его просто саботировали. И городская парторганизация сделала, в свою очередь, все, чтобы Тимирязевка осталась в Москве.

В научных кругах мгновенно распространилась реплика Хрущева на июльском пленуме ЦК 1964 года, когда он, обиженный «непослушанием» академиков, забаллотировавших выдвинутую ЦК в академики кандидатуру сторонника Лысенко – украинского селекционера В. Н. Ремесло, заявил в сердцах, что такая, мол, Академия наук нужна была буржуазии. А нам такая академия не нужна!

А дело было так. На пленуме ЦК 11 июля 1964 года, который по традиции собирался накануне открытия очередной сессии Верховного Совета СССР, в своем выступлении Хрущев высказал претензии ученым, которые слабо ведут работы по семеноводству, в результате чего при нашем разнообразии климатических условий «мы ввозим лук из Египта!».

Распалившись, Хрущев стал жестко критиковать Академию наук, которая вмешивается в политику, вместо того чтобы заниматься своими прямыми делами. И вот тогда-то он и произнес эту злополучную фразу, что «такая Академия наук нам не нужна». Сказать так об Академии наук с вековыми традициями, с высокими понятиями о чести ученого, об академии, вырастившей цвет русской науки, – это уж слишком! Сидевший рядом со мной на этом пленуме президент АН СССР Мстислав Всеволодович Келдыш (мы всегда садились рядом) возмутился:

– Все! Пишу завтра заявление об отставке! Я работать не буду!

– Вы что? Какое заявление об отставке?! Вы сейчас как раз Академии наук и нужны, иначе Хрущев действительно ее разгонит. А при вас этого не сделает. Потом имейте в виду, что вы не один будете бороться за Академию наук – мы вас поддержим!

Я с Келдышем потом два дня сидел на сессии Верховного Совета СССР – все уговаривал его не подавать в отставку. И убедил его. Трудно было бы придумать что-либо худшее, что могло бы так восстановить научную общественность против Хрущева…

Полагаясь на свой авторитет, Хрущев стал поучать всех направо и налево по всем вопросам. Однажды я встретился с академиком В. А. Каргиным у своего товарища за ужином. В этот день он с коллегами был у Хрущева, который вызвал их для обсуждения проблем развития химии в нашей стране. На эту беседу Хрущев пригласил самых крупных химиков страны. Все они, конечно, готовились к этой встрече, обсуждали вопросы в своих коллективах, чтобы поставить их перед Хрущевым, перед правительством, перед ЦК.

Валентин Алексеевич с возмущением рассказывал: «Он пригласил нас сесть и сразу начал: «Вот что, дорогие товарищи ученые. Я недоволен тем, как у нас развивается химия. И вы несете за это прямую ответственность». И дальше стал нас поучать, как нужно развивать химическую науку. Мы сидели и ничего не могли понять: для чего он нас пригласил? Эти его «указания» о развитии химии настолько были примитивными, что нам было просто жалко Хрущева и неудобно за него. Он нам слова не дал сказать! А в заключение заявил: «А теперь, ребята, идите, начинайте работать!» Мы пожали плечами и разошлись».