Солдат столетия

— Да. А она взорвала гауляйтера Белоруссии. Но ведь после этого, немцы расстреляли тысячи минчан.

— Правильно.

— И после этого, как ей присвоили звание Героя, она попала в психбольницу, потому что ей все время снились убитые ее земляки. Разве стоила жизнь паршивого гауляйтера тысячи расстрелянных советских людей?

— Я лично ужаснулся, когда узнал, что после уничтожения этого фон Кубе сделали. Уничтожить генерал-лейтенанта Георга фон Брауна, это была не моя инициатива, это была личная инициатива Хрущева.

— Как Вы к этому отнеслись?

— Я говорил Хрущеву, между прочим, что лучше заминировать грандиозный мост, чтобы не пройти потом по нему. Но он проявил упорство. 3 ноября 1941 года он поставил передо мной эту задачу, но я считал ее второстепенной и не занимался ей. Потом, 12 ноября, он меня спрашивает, как с этим домом. А я ему отвечаю: у меня работы много очень важной, поэтому не дошли. Он на меня косо посмотрел. Раз, говорит, приказывают, надо делать. Он приказал мне минировать свой дом.

Задача заключалась в том, что в Харькове много хороших особняков. В этот хороший особняк может зайти генерал, а может и нет. Мы зря только угробим много взрывчатых веществ, ничего кроме вреда для нас не будет. Надо было сделать так, чтобы обязательно тот, кому положено, главный начальник Харькова, занял этот дом. Для этого мы сделали следующее. Мы делали вид, что минируем все хорошие особняки. Подъезжали туда на машинах, привозили ящики с песком, я имитировал, что привозили тол. Чтобы шпионы могли доложить, что все эти особняки минированы. Минировали, сгрузили такой ящик и у дома, где жил Хрущев. Но только сделали такую ловушку. Мы поставили в этом особняке две мины. Первая мина 135 килограмм. Куча угля, тонн так 25. И вот в этой куче угля мина. Мина должна была взорваться месяца так через два, если бы ее не трогали. Но если ее начнут трогать, она должна была немедленно взорваться. Это была видимость. На самом деле эта мина должна была быть найдена противником, и противник должен был убедиться, что она не взорвалась только потому, что батарейки сели. А сели потому, что они обескровлена, как говорят, потому что ее поставили в сырой уголь. И вот немцы гоготали, говорят, там, радовались, что русские дураки, и батареи у них плохие. Настоящую же мину, которую им нужно было разминировать, на самом деле нельзя было разминировать. Да и спрятана она была надежно. Доложили генералу, генерал поблагодарил, наградил и выписал жену. Жена не успела приехать, как мы узнали, что он там уже живет. Никита дал команду, и в ночь на 14 ноября, утром, по команде из Воронежа мы этот дом и одновременно большой штаб, здание штаба взорвали… Было дополнительно положено еще 350 кг, а там дополнительно было положено 1080 кг. Одновременно даем сигналы. И, по-нашему, они должны были одновременно взорваться. Но проверить не удалось. Самолет, который полетел проверять, не долетел до места и был вынужден повернуть назад. Я уже сам увидел результаты в августе 1943 года. Вместо штабного дома стояли голые стены с пробоиной, а вместо особняка был бассейн, в котором купались дети.

— Но ведь, наверное, и они в отместку расстреляли многих харьковчан?

— Меня этот вопрос очень интересовал и волновал. За Кубе расстреляли примерно 3000 человек. Вместо Кубе немец назначил в Белоруссии гауляйтера хуже прежнего[61]. Нам от этого был только убыток. В нашем случае немцы были убеждены, что виновники взрыва — не местные жители. И даже людей, проживающих напротив, не расстреляли. Однако же, расстреляли заложников, из тех, которые уже были предназначены к расстрелу. Вообще говоря, печально, но наших погибло много, этот генерал того не стоил.

— Так что эти акции весьма проблематичны, да?

— Эти акции, по-моему, весьма проблематичны. Вот, например, разведчик Николай Кузнецов. Он убил двух-трех, стал героем Советского Союза. А на деле расстреляли из-за его акций большое количество украинцев, и сейчас это нам боком выходит. В Испании мы, поймав немца, который воевал на стороне фашистов, его не расстреливали. Мы старались пленных не уничтожить, а разложить. Это нам ничего не стоило, а приносило значительно большую пользу.

— То есть, я так полагаю, даже высокая цель негодные средства не оправдывает, да?