Солдат трех армий

С пением, веселыми возгласами, приветствуемые населением, мы катили по направлению к Берлину — эшелон за эшелоном, батальон за батальоном, полк за полком, дивизия за дивизией. Но вот уже скоро следовало бы, собственно, свернуть на север, если мы так или иначе намерены были попасть в Шверин. Мы могли бы уже гораздо раньше свернуть в сторону — около Гамбурга или самое крайнее у Магдебурга.

Но мы проехали до Берлина, запаслись водой и углем и двинулись дальше до Кюстрина; там походные кухни раздавали горячую пищу. Затем путешествие продолжалось, но не в Шверин, по-прежнему дальше на восток.

Мы ехали целый день, мы ехали всю ночь через оккупированную Польшу, где вдоль железнодорожных путей патрулировали дозоры, причем бросалось в глаза, что их очень много, хотя, по утверждению наших газет, поляки были более чем счастливы в связи с установлением «нового порядка». Мы катили все дальше на восток, и ребята перестали петь. Наконец наше путешествие закончилось где-то южнее Кенигсберга, у одной из разгрузочных станций без названия, специально построенных для военных целей, в отдалении от всякого жилья. Если бы не громкие приказы офицеров и возгласы унтер-офицеров, которые давали указания маневрировавшим паровозам, мы заметили бы, что вокруг царит гнетущая тишина.

Никто не проронил ни одного лишнего слова, говорили только самое необходимое. Слишком велико было разочарование — ведь большинство наших солдат происходило из Мекленбурга, и все они рассчитывали получить увольнение на воскресный день. Между тем мы находились в Восточной Пруссии и не знали, что нас ждет дальше.

Нас расквартировали в деревне близ советской границы, и начались обычные учения. Штабные канцелярии работали, как и в прошлом, когда они находились в гарнизоне, и как позднее во Франции и Голландии. Звонили телефоны, мы ездили для обычных совещаний в штаб полка или дивизии; генералу, ею командовавшему, якобы, не было известно ничего больше того, что знали мы. Нас перебросили в Восточную Пруссию, нам надлежало нести службу и ждать приказов.

Но некоторые из нас имели знакомства в штабе корпуса и кое-что там услышали. Во всяком случае, каждые три дня мы узнавали что-нибудь достоверное. Невозможно было просто все сохранить в тайне, нет, это не было «туфтой»; ведь стало очевидным: по тем или иным соображениям операция «Морской лев» отменена. Роммель занял в Африке исходные позиции для похода к Суэцкому каналу. Из Греции англичан выгнали, и наши парашютные десанты были как раз заняты тем, чтобы отвоевать Крит. Следовательно, теперь надлежало обойти англичан с тыла, забрать у них нефть на Ближнем Востоке и захватить там их позиции.

Хорошо разбирающиеся люди утверждали даже, что фюрер задумал поход в Индию; Советский Союз, связанный с нами пактом о ненападении, будто бы уже выразил готовность разрешить проход германских войск через его территорию.

Несколько позднее, когда концентрация и эшелонирование наших соединений постепенно стало походить па занятие исходных позиций, к нам из котлов «фабрики слухов» просочилась вторая версия о значении наших передвижений. Нашептывали, что предполагается отвлечь внимание англичан и этим усыпить их бдительность. Ясным летним днем при спокойном море действия нашего военно-морского флота, пересекающего Ламанш, и, сверх того, парашютные десанты застигнут англичан врасплох. Чем лучше нам удастся создать впечатление, будто мы что-то готовим против русских, тем крепче будут спать англичане.

Но «фабрика слухов» стала распространять и третью версию. Заговорили об огромных передвижениях Красной Армии, будто бы направленных против нас. Мы предполагали, что Берлин и Москва договорились об этом, чтобы окончательно облапошить англичан. Версия о развертывании советских дивизий у нашей границы распространялась все упорнее и наконец была официально объявлена; впрочем, при этом шла речь о русских маневрах. Теперь мы вообще не знали, что и думать. На этой стадии постепенно прекратились все слухи, и мы предались бездумному ожиданию. Стремление к покою сочеталось с представлением, что там, «наверху», справятся с положением. Итак: "Фюрер, приказывай, мы последуем за тобой!"

Приказ положил конец всяческим слухам. На смену вздорным басням пришел самый безумный и вместе с тем самый подлый приказ, какой когда-либо знала история.

Но мы тогда, к сожалению, так не рассуждали. Фюрер приказал, и мы сказали «так точно», но это произносилось нами не столь бойко, как прежде, вероятно потому, что каждый что-нибудь да слышал в школе о Наполеоне.

В начале лета 1941 года суббота началась как обычно: до обеда легкие учения и осмотр оружия. После обеда мы устроили соревнования взводов в исполнении песен; отличившийся взвод получал бочку пива.