Солдат удачи

Горация постоянно ловила на себе взгляды милого старого Элджи, своего любимого отчима. Она чувствовала, что если бы судьба сложилась иначе и он был ее родным отцом, он обязательно бы поговорил с ней с глазу на глаз. Он сказал бы ей, что пора покончить с этой ложью. Но он только смотрел на нее так, словно пытался вложить в свой взгляд все тепло и любовь своей доброй, преданной души.

А затем — Портсмут! Последнее и тяжкое испытание. Фрэнсис хотел взять ее с собой на праздник. Естественно, их должны были сопровождать Ида Энн, сестра Фрэнсиса Анни, его друг мистер Кокс и юные Чарльз и Фредерик Хиксы, но, тем не менее, эта вынужденная близость с кузеном Фрэнсисом оказалась для Горации тяжелее, чем она ожидала. Молодая женщина окончательно решилась сказать ему правду до отъезда.

Но такой возможности не представилось. Ида Энн, взволнованная от мысли, что развлечения пойдут, наконец, полным ходом, была настолько возбуждена, что отказаться от поездки было бы слишком жестоко по отношению к ней. Тут Горации показалось, что она никогда не сможет спастись, что могущественная сила втягивает ее в этот брак помимо ее воли, что ей суждено до конца своих дней каждое утро видеть эти веселые усики и слышать этот бодрый голос. Такие перспективы вызывали полную депрессию. Неужели на смену истинной, великой любви должно прийти такое?

Но Фрэнсис не замечал никаких перемен в ее настроении. Когда они прибыли в Портсмут после долгого путешествия на поезде, первые слова, которые Фрэнсис произнес, войдя в гостиницу и сев за стол, звучали так:

— Послушайте, какой крепкий чай! Клянусь Юпитером, он напоминает мне дни моего детства. Как я люблю закатить пир горой!

Горация, беспомощно оглядевшись по сторонам в страхе, что кто-нибудь посмеется над ней, с удивлением обнаружила, что все вокруг заняты лишь поглощением ветчины, желе и пирожных. Оказывается, только ей слова Фрэнсиса показались ребяческими и нелепыми. И в этот момент она почувствовала, что совсем одинока и еще более несчастна, чем когда-либо.

— Я собираюсь написать капитану Блэквуду, — объявил Фрэнсис. — Знаете, он командует «Викторией». Я встречался с ним несколько лет назад, и мне пришла в голову мысль, что он может устроить для нас морское путешествие.

— Насколько я знаю, он берет пассажиров, — ответил мистер Кокс — худенький высокий юноша с глазами, похожими на бусинки.

— Да?

— Да, только не иностранцев.

— Ну, само собой, — откликнулись вес, кроме Горации.

На следующий день произошло событие, которое заставило ее убедиться окончательно в том, что надо разорвать помолвку с Фрэнсисом любой ценой. Рассвет был сырым и туманным, и все дамы в один голос заявили, что хотят остаться на берегу. Но Сэлвин и Кокс настояли на том, что надо нанять лодку и навестить суда, стоящие в гавани. Подобрав юбки и стараясь не замочить ног, Горация, Ида Энн и Анни взобрались на борт качающейся на волнах лодочки и направились к «Виктории».

Но это предприятие завершилось полным конфузом. Капитан Блэквуд оказался перегружен делами и не смог уделить времени мистеру Сэлвину. Так что компании пришлось остаться в лодке. Они покатались еще немного, и Фрэнсис показал своим спутникам место, где пал герой Трафальгарской битвы. На медных пластинах красовались слова девиза: «Англия ждет, чтобы каждый мужчина исполнил свой долг».

— Бессмертный Нельсон, — повторял Фрэнсис, в знак уважения прижав к груди шляпу.

— Да, действительно, — сказала Ида Энн. — Ну что, теперь мы можем вернуться в гостиницу?

— Нет еще. Сначала надо завернуть на «Экссллент». Вам понравится, леди Ида. Это учебное военное судно. Там упражняются в сражении на шпагах и пистолетах. И еще там сеть пушки.

— О, прекрасно, — глазки Иды Энн зажглись в предвкушении зрелища красавцев-моряков, дерущихся на шпагах. — Мы отправляемся туда прямо сейчас?

— Да.

Шум стоял ужасный: на корабле вовсю палили из пушек и ружей, словно вернулись времена Трафальгара. Горации показалось, что она вот-вот упадет в обморок, настолько угнетала ее вся эта атмосфера. А потом случилось чудо. Конечно, это был всего лишь обман зрения, но она отчетливо увидела отражение Джона Джозефа на медной полированной поверхности какого-то крепления «Экселлента». Она подалась вперед, голова ее закружилась от потрясения, а потом с ней заговорил внутренний голос — точь-в-точь как в гастингской церкви.

— Что ты делаешь, глупышка? Джекдо жив. Я же говорил тебе. Ты должна…

Голос исчез, когда к Горации приблизился взволнованный, перепуганный и до ужаса ласковый Фрэнсис.

— Горация, дорогая моя! Что случилось? Вы бледны, как смерть!

— У меня страшно болит голова. Можно мне вернуться в гостиницу, Фрэнсис? Я не вынесу этого шума.

Фрэнсис выглядел растерянным, и Горация молилась про себя, чтобы он не вздумал предложить сопровождать ее.

— Я отлично доберусь сама. Не хочу портить вам праздник. Мне просто нужно немного полежать. Если оставить меня в покос, я очень скоро приду в себя.

Горация видела, что ему до смерти хочется остаться, и ее переполнила бурная радость, когда он сказал: