Солдат великой войны

– Когда встает луна? – наконец спросил он так буднично, словно интересовался у кассира на станции о времени прибытия поезда.

– Что-что?

– Луна.

– А что луна?

– Когда она встает?

– Не знаю. У меня нет часов. Иногда я даже не знаю, какой нынче день, не говоря уже о времени восхода луны.

– Я думал, ты знаешь.

– Медсестры должны знать, когда встает луна?

– Да. В Риме каждая медсестра знает, когда встает луна.

– Как ты, безусловно, слышишь, я римлянка, – ответила она, – и ты знаешь, что я медсестра. И я не знаю, когда встает луна, понятно тебе?

– За кого ты меня принимаешь? – спросил Алессандро. – За ученого идиота?[70] Она своенравна до безумия. Встает и заходит повсюду в разное время. Никогда не знаешь, что она учудит. Иногда не появляется вовсе. Иногда маскируется, превращаясь в бледный серп, иногда появляется во всей красе в дневное время. Солнце не светит ночью, так?

– Во всяком случае, в Европе.

– Только представь себе, что солнце, как и луна, делает все, что ему заблагорассудится. Только ученый идиот, одурманенный логарифмами и железнодорожными расписаниями, может знать, когда встает луна.

– Ты знаешь? – спросила она.

– С точностью до часа.

– Ты ученый идиот.

– Я почти стал ученым идиотом, но успеха все-таки не добился. В школе я мог запомнить триста французских слов в минуту. Вот как близко к этому подошел.

– Меня это не впечатляет, – сказала она.

– Почему? Сколько французских слов ты можешь запомнить за минуту?

– Все.

– Все?

– Да, – подтвердила она. – До единого.

– Как это может быть?

– Я француженка.

– Я тебе не верю. У тебя совершенно нет акцента.

– Мой отец был итальянец.

– Был?

– Он погиб на Изонцо.

– Очень сочувствую.

– Спасибо, – медленно проговорила она.

– А твоя мать?

– Француженка. Умерла от гриппа, когда я была еще маленькой. – Он услышал, как дрогнул ее голос. – Я стала медсестрой.

– Ты приехала сюда из-за отца?

– Да. В начале войны я попала на Сомму. Я очень любила отца. Он был римлянином, который говорил как флорентиец. Был таким же, как ты.

– Откуда ты знаешь, какой я?

– Ты образованный человек, который родился в Риме и умрешь здесь, – ответила она.

– Ты права. Я родился в Риме и заучился чуть ли не до смерти. Как было на Сомме? – спросил он. – Сколько бы тысяч ни умерло здесь, мы всегда чувствовали, что мы только притворяемся, а настоящая война идет там.

– Настоящая война там, – подтвердила она. – Когда она прекратится там, то прекратится и здесь. Пока будет продолжаться там, будет продолжаться и здесь. Франция – сердце войны. Франция всегда сердце войны.

– Почему?

– География, иллюзия, а может, потому, что французы считают себя центром мира. Страна так прекрасна, что мир, покончив с делами, смотрит на Францию, чтобы увидеть то, что любит. И если все головы поворачиваются туда, значит, там и центр. Я могу это сказать, потому что я не француженка, потому что я итальянка.

– Ты мыслишь широко.

– Иногда.

– Ты медсестра.

– Да, я медсестра. – И после короткого колебания, она решала бросить ему вызов: – Ты удивишься, если узнаешь, что я прочитала книгу по экономике?

– Полагаю, должен удивиться.

– А как насчет двадцати?

– Двадцати?

– Да, по экономике: история, теория, цены, инфляция, что ни назови. Это правда.

– Ты не можешь, будучи женщиной, зарабатывать на жизнь знаниями по экономике.

– Я в курсе.

– Я глубоко потрясен женщиной, которая прочитала двадцать книг по экономике исключительно потому, что ей это интересно.

– Но я перестала о ней читать.

– Почему?

– Хотелось чего-то более живого. Первой книгой, которую я прочитала после экономических, стало описание Тихого океана. С небесной синевой на каждой странице.

– Позволь взглянуть на тебя.

– Нет.

– А если в этот дом попадет снаряд? – спросил он.

– Pouf, au revoir, прощай, – ответила она. – Ты думаешь, такое возможно?

– Нет.

– Тогда ты думаешь, что тебе стоит обернуться?

– Нет.

– Скажи мне, почему?

– Потому что я всего лишь один солдат из многих тысяч, встреченных тобой, не считая ослепших, которые влюблялись в тебя только по голосу.

– Да какое это может иметь значение?

– Потому что ты прекрасна.

– Может, да, а может, и нет, если на то пошло, я не знаю. Не оборачивайся.

– Это трудно.

– Тогда, возможно, ты будешь вознагражден.

– Я не знаю твоего имени.

– Не думаю, что мне стоит его говорить. Чем больше проходит времени, пока ты не знаешь ни моего имени, ни чего-либо обо мне, да еще и не видишь меня, тем лучше ты меня узнаешь. Это твоя гипотеза, но я тебе верю.

– Что ж, это хорошо.

– Но разве ты не разочаруешься, если в какой-то момент узнаешь меня, мое имя, возраст, лицо?

– Я знаю твой возраст.

– Знаешь? Откуда?

– По твоему голосу. Тебе двадцать три.

Она изумилась.

– И когда у меня день рождения?

Вместо того чтобы думать об этом, гадать, бояться ошибиться, Алессандро ответил без запинки: