Солдат великой войны

– Разве это может быть хорошо?

– Ты не поверишь.

– Я не хочу умирать. Я буду бороться до конца, и уйду, лишь когда не останется возможности остаться.

– Я знаю, знаю, – Алессандро кивнул. – Ты едва ощущаешь время, но ревнуешь к нему больше, чем когда бы то ни было.

– Но вы много раз говорили, что сила появлялась ниоткуда, когда ее вроде бы уже не осталось. Она вливалась в вас, и вы этому удивлялись.

– Вливалась, – подтвердил Алессандро. – И сейчас вливается, но, как и я сам, все медленнее и медленнее.

– Синьор! – запротестовал Николо.

– Ты спрашивал, как я себя чувствую.

– Да.

– Я чувствую себя прекрасно.

– Правда?

– Да.

– А ваше сердце?

– Мое сердце чувствует себя не так прекрасно, но что с того?

– И как оно себя чувствует?

Алессандро повернул голову к Николо, который сел рядом, подогнув правую ногу под себя, как, вспомнилось Алессандро, садятся девушки, собирая ягоды.

– Оно чувствует себя, как будто человек внутри толкается в стены руками и ногами. И в руке такие же ощущения.

– Это серьезно?

– Это не смешно.

– Вам нужен врач?

Алессандро рассмеялся, да так бодро, что удивил Николо.

– Что тут забавного?

– Когда ты умираешь, врачи отираются вокруг тебя неделями, а потом несчастным людям, которых ты оставляешь, приходится продавать мебель, чтобы расплатиться с ними, хотя… ну что они сделали? Ты платишь им за то, что они скрывают от тебя правду об умирающем человеке. Деньги – это неважно. Что причиняет боль, так это ложная надежда, которую они внушают.

– Если бы кто-то заплатил моему отцу за установку столбов для сушки белья и они упали, отец вернул бы деньги.

– Но? – спросил Алессандро.

– Но что?

– Но?

– Я не говорил «но».

– А следовало.

– Следовало?

– Продолжай.

– Но… но… но я не знаю, но… но люди! Люди другие.

– Да. Продолжай, продолжай.

– Они – не веревки для сушки белья. Их трудно понять. Они не живут вечно. Даже сушилки падают при землетрясении, но это уже не по вине отца, и он оставил бы деньги себе.

– Да! – воскликнул Алессандро и хлопнул в ладоши. – Знаешь что, Николо?

– Что? – спросил тот, улыбаясь, словно барашек.

– Ты начал думать, а два дня назад не думал.

Николо признал, что это так. И если бы не темнота, Алессандро увидел бы, как просиял юноша.

– Думаешь, задаешь вопросы, рассуждаешь, и тебе это нравится. Знаешь, это как с лавиной. Стоит ей тронуться, и ее уже не остановить. Понимаешь?

– Нет.

– А я чувствую, что понимаешь.

– Не совсем.

– Разумеется, понимаешь. Ты так доволен собой, что хочешь, чтобы я описал, как тебе это нравится. Удовольствием надо наслаждаться без чьих-то описаний – как первым оргазмом.

– Что такое оргазм?

Алессандро вздохнул.

– Да перестаньте. Я не такой, как вы. У меня нет денег. Я не могу купить даже велосипед, не говоря уже об оргазме.

– Господи. – Алессандро закатил глаза.

– Оргазм – это автомобиль, так?

– В смысле… как «Испано-Сюиза»?[99]

– Так я прав?

– Нет. – Алессандро понизил голос. – Это разновидность японского фонаря.

– Не нужны нам оргазмы, у нас есть лампочки накаливания, – фыркнул Николо.

– Но скоро ты согласишься отдать все свои лампочки накаливания за один оргазм.

– Это вы так думаете, – в голосе Николо послышалось возмущение. – Лампочки накаливания дорогие. Я даже одну не отдам за оргазм.

– Это тебе так кажется.

– Вы во многом абсолютно уверены, так? Вас послушать, так я стану президентом АЗИ. – Он подождал возражений Алессандро, но тот молчал. – Буду жить в большом доме с множеством кожаных книг…

– В кожаных переплетах.

– В кожаных переплетах. Летом плавать на собственной яхте в Швейцарию.

– Откуда?

– С Капри.

Помолчав, Алессандро сказал:

– Я собирался высмеять тебя, но Рона сначала впадает в Женевское озеро, а потом вытекает из него. Так все может быть.

– А почему бы не просто приплыть туда по морю? – спросил Николо.

– Невозможно. У Швейцарии выхода к морю нет, но тамошние озера с морем связаны. Может, доберешься и до Невшательского. Такие идеи мелькают в географических журналах.

– Это все для богачей.

– Да. Географические журналы многое предлагают богатым. Классовое различие людей в том, что огромное большинство помнит юность, как свое лучшее время, и только ничтожная часть, избежав нарастающих жизненных тягот, находит кое-что получше в более зрелом возрасте.

– Может, Бог сделает меня богатым.

– Возможно.

– Бог с самого начала не сделал меня богатым. Я больше в Него не верю. Моя сестра верит.

– Если ты в Него не веришь, как Он сможет сделать тебя богатым?

– Какая разница, если Он и так и так не делает.

– Я не думаю, что сделает. Ты сам можешь сделать себя богатым. Ему без разницы.

– Без разницы?

– Да. В этом я уверен.

– Почему?

– Деньги относятся к тому немногому, что придумал не Он. Его придумки – птицы, звезды, вулканы, душа, лучи света, но не деньги.

– Вы верите в Бога, так?

– Да.

– Как вы можете? Что Он сделал для вас?