Солдат великой войны

В то утро, когда Алессандро уезжал, эскадрилья из шести австрийских бипланов прогревала двигатели на заснеженном поле неподалеку от Инсбрука. Сильный ветер на большой высоте, нисходящие потоки воздуха, восходящие, завихрения у пиков таили в себе немало опасностей, но эти бипланы весом и мощностью двигателей значительно превосходили не только большинство самолетов, на которых сорвиголовы летали над этими горами до войны, но и истребители, взлетающие с аэродромов для разведывательных полетов или чтобы потревожить итальянцев в траншеях и укрепрайонах. Учитывая обширность территории Альп, по большей части опасность от таких самолетов была не больше, чем от насекомых. Но эти бипланы могли нести до четырехсот килограммов бомб. И с помощью двух тысяч четырехсот килограммов взрывчатых и зажигательных веществ даже такая маленькая эскадрилья, если пилоты знали свое дело, могла уничтожить железнодорожный состав, взорвать склад боеприпасов, нанести немалый ущерб колонне на марше, разнести мост или понтонную переправу.

Даже просто полет над Альпами, где приземлиться не представлялось возможным, требовал отчаянной смелости. Спуск с парашютом на ледник или горный склон грозил смертью, но по сравнению с полетом в зимний ветер и буран, которые поднимались над горными склонами, как солдаты, вылезающие из окопов, казался детской забавой. Но когда бипланы стояли на аэродроме с ревущими двигателями, поднимая с земли тучи снега, пилоты забывали все свои страхи: рев и вибрация машин звали их в небо.

Один за другим самолеты катили по пурпурному на заре снегу, разгонялись на взлетной полосе и взмывали в небо. Одетые в кожу и меха пилоты брали с собой бутыли с горячей водой, которые выбрасывали из кабины, как только вода охлаждалась, термосы с горячим чаем, бутерброды с мясом. Хотя полет длился не так уж долго, мерзнуть они не любили, а холодный воздух разжигал у них аппетит.

Они оставили долину позади и вскоре уже летели над горами, видя под собой только лед, снег и скалы, никакой зелени или признаков цивилизации. В тенях под ними голубовато-серые хребты перемежались ледниковыми полями цвета кожи у человека, замерзшего до смерти. Они повернули на запад, какое-то время летели над Швейцарией, а потом вдоль широкого левого берега реки, который привел их к итальянским позициям с тыла. Солнце светило им в спину. Лица уже начали обмерзать на ветру, когда они выбросили за борт бутылки уже с холодной водой, показывая руками, что отбомбились на ледники. Внизу лед, все еще укрытый от солнца тенями, оставался синим.

Но к тому времени, когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы залить мир желтизной и золотом, они уже летели над Италией. Открыли термосы с чаем, достали бутерброды. Так ценили тепло, что получали наслаждение от раскаленного чая, хотя он и обжигал горло. На высоте нескольких тысяч метров над заснеженным плато пар, поднимающийся над термосом, тут же уносил ледяной ветер, пронизанный солнечными лучами.

* * *

Поднявшись в три часа утра, как часто случается с армейскими подразделениями на марше, отряд итальянских улан сворачивал лагерь при ярком свете звезд. Час понадобился, чтобы одеться, умыться в черной, грохочущей Адидже и разжечь костры для приготовления завтрака. Вода в реке была такой холодной, что воздух над ней напоминал утренний воздух Рима поздней весной. Вдох тумана, висящего над порогами, будил в мгновение ока.

Костры разожгли быстро, дрова весело потрескивали, оранжевые искры взлетали к звездному небу. Тысяча улан ела хлеб и пила кофе у десятков костров. Почти все молчали, думая о своих семьях. Ранним утром такие воспоминания особенно греют душу. Тишина и покой навевали мысли о том, что война закончилась, они одержали победу и скоро разъедутся по домам.

Когда затеплилась заря, место стоянки осталось далеко позади, о ярко горящих кострах напоминали островки чуть теплой золы. Колонна из тысячи человек и почти двух тысяч лошадей, фургонов и установленных на повозках пулеметов медленно продвигалась на север к Бреннеро, не уходя далеко от реки. Теперь черная вода бежала так быстро, что под звездным светом казалась голубой, а то и белой – там, где кипела над камнями. Пробираясь между огромными валунами, она змеилась арками с серебристым подбрюшьем. Седла и упряжь от времени давно уже потемнели, стали мягкими и не скрипели, зато позвякивали металлические части уздечек, лошади всхрапывали и ржали, слышался скрип колес фургонов и постукивание сабельных ножен о бока лошадей. Далеко над поверхностью воды разносились команды, пронзительно выкрикиваемые офицерами, а когда колонна проходила поворот и на нее обрушивались порывы холодного ветра, пики и флаги издавали что-то похожее на свист.