Но лейтенант с перебитым носом упрямо рубанул в воздухе рукой и повторил:
— Могу сказать. Потому что встретил его и обиделся, что он до сих пор пули в лоб не пустил. Я его летом при людях по морде хлестал, а он себе пулю в лоб не додумался. С битой мордой и с орденом ходит и умереть не мечтает…
— Ишь чего захотели, держите карман шире! — сорвался упрямо молчавший Синцов.
Лейтенант с перебитым носом посмотрел на него красными отчаянными глазами и ткнул его в грудь пальцем.
— Вот это ты верно его душу понял. Вот именно! — Сказал так, словно удивился, что кто-то, кроме него, может понимать это.
Дверь в землянку открылась, и все обернулись. В дверях стоял посыльный.
— Товарищи командиры, разрешите обратиться? Кто из вас старший лейтенант Синцов?
— Я Синцов.
— Срочно явитесь к замначштаба. Где находится землянка, знаете?
— Знаю.
— Выходит, пришла на тебя заявка. Если бы просто какое задание, в оперативный вызвали бы, — сказал усатый старший лейтенант с оттенком досады: то ли завидовал, то ли не хотел идти один ужинать.
— Выходит, так, — сказал Синцов, одной рукой нахлобучивая ушанку, а другой шаря по топчану, где лежал ремень с наганом.
16
— Получена заявка на вас от командира Сто одиннадцатой на должность комбата. Лично известны генералу Кузьмичу? — спросил заместитель начальника штаба и пальцем показал Синцову на табуретку, чтобы присел, хотя разговор не мог быть долгим. Кругом шла суета.
Синцов пожал плечами.
— Сегодня в тринадцать часов привел ему пополнение и лично доложил.
— До госпиталя на должности комбата были?
Сказано было не то вопросительно, не то утвердительно. Синцов так и не понял, пришло или еще не пришло его личное дело.
— Так точно, был.
— Возражений нет, здоровье позволяет? — без паузы, связав два вопроса в один, спросил замначштаба.
— Так точно.
Под плащ-палатку, закрывавшую вход в землянку, просунулся багровый от мороза лейтенант.
— Товарищ подполковник, кого от вас забирать?
— Его, — кивнул замначштаба на Синцова и махнул карандашом по уже заготовленному предписанию.
Синцов уже узнал, что ехавший с ним лейтенант — офицер связи от 111-й, а по должности начхим полка. Его зачем-то дернуло спросить лейтенанта, кто он по должности, и тому пришлось отвечать. Ответил и надолго замолчал. Начхимы не любят признаваться, что они начхимы. Должность уже второй год — и без применения и без отмены, а люди на этой должности — затычка во все дырки.
— Кругом горячка, спасу нет, — сказал лейтенант, когда машина вывернула на сильно наезженную широкую дорогу, обгоняя шедшие к фронту грузовики со снарядными ящиками.
— Генерал Кузьмич давно на дивизии? — спросил Синцов.
— Неделю. До него Серпилин был, в армию ушел начальником штаба.
— Сильный был комдив?
— Слабого бы не выдвинули.
— А новый?
— Тоже сильный, — убежденно сказал начхим.
«Может, и правда, кто его знает», — с сомнением подумал Синцов. Сегодня днем, при первой встрече, ему просто не пришло в голову определение «сильный» для этого маленького, щуплого, птичьего росточка генерала.
«Хороший старик», — подумал он тогда днем, когда генерал, хрустя по снегу стариковскими, растоптанными валенками и мелко, по-птичьи поклевывая носом воздух, быстро один за другим задавал ему свои вопросы.
Когда Синцов доложил, что привел пополнение, генерал приказал построить людей, и еще не успели они построиться, как выбежал к ним из землянки. Последние солдаты еще подравнивались, а он уже начал свою речь не совсем обычными словами:
— По случаю мороза агитация отменяется. В Сталинград взойдем, там и поговорим. И взойтить туда надо первыми, в чем и есть суть вопроса для меня, для вас, для всей Советской России. Пока в Сталинград не взойдем, отдыха не будет, только бой. Взойдем — отдохнем. Я — ваш командир, звание — генерал-майор, фамилия — Кузьмич, Иван Васильевич. Будете между собой Кузьмичом или дядей Ваней звать, не обижусь, если вне строя, а в строю — за это, безусловно, наряд.
В шеренгах засмеялись. Кузьмич переждал смех и сказал:
— Биография моя простая: в германскую был, как вы, солдат. В гражданскую — полком командовал, в эту — дивизией. Чего и вам желаю. А теперь к вам вопрос: кто вы и где в боях были?
Он засеменил в своих валенках вдоль строя и с безошибочным чутьем, каждый раз впопад, спросил на выбор нескольких солдат и сержантов, какая у них была война. Все спрошенные оказались из госпиталей и участвовали в боях.
Один за другим следовавшие ответы: «Под Москвой», «Под Воронежем», «Под Тихвином», «Имею „За отвагу“, „Дважды ранен“, — производили впечатление на остальных. Шеренги подтянулись и напряглись.
— А кого не спросил, — выйдя на середину, сказал Кузьмич, — пусть не обижаются. В другой раз спрошу. Где вы будете, туда и я к вам приду!
Солдат построили и повели на питательный пункт. Все от начала до конца не заняло и десяти минут.
Кузьмич посмотрел на Синцова и стал спрашивать его о том же, о чем спрашивал солдат: где и кем воевал? Услышал, что в Сталинграде, комбатом, сказал:
— Сосватал бы тебя, да некуда. — И отпустил: — Можете быть свободны.