Читаем Солдатская сага полностью

Третий взвод, действуя по принципу «туда — первые, назад — последние», прикрывал отход основных сил. Ситуация, конечно, не из лучших, но и повода для паники — не было. Привыкли уже к подобным «маневрам»…

На голом плато у тяжеловооруженной, зарывшейся, словно кроты в землю, пехоты шансов уцелеть было несравненно больше, чем у вооруженных автоматами да еще и не имеющих бронежилетов и касок моджахедов. Правда, на их стороне была мобильность и численное превосходство. Но здесь, на открытом пространстве, эти преимущества сводились на нет.

Саша, запрокинув автомат стволом вверх, лежал в нескольких метрах позади Горы и Валеры. Метрах в шестистах — семистах на бывших позициях четвертой мотострелковой в полный рост стояло человек десять духов и длинными неприцельными очередями поливали из АКМов отходящие части.

Гора и Валера перевели дыхание, не суетясь, умостились поудобней и с трех-четырех выстрелов сняли двух духов. Остальные, не переставая палить, присели. Но уже было поздно. Гора хлопнул еще одного. Бабаи залегли. Теперь над землей торчали лишь черные точки их голов. В свои четырехкратные прицелы Гора и Валерка отчетливо видели вспышки пламени моджахедовских автоматов. Но попасть в кого-либо из них на такой дистанции снизу вверх, да к тому же в горячке боя, было просто невозможно. Поэтому, воткнув для надежности по три-четыре пули в растянувшиеся на ослепительном снежном склоне темные фигурки, снайперы дождались команды на отход и рванули очередную сорокаметровку. За первыми же крупными камнями они вновь залегли.

Рядом. Задыхаясь, тяжело грохнулся и Саша.

— Слышь, Санек! — приторно-спокойным тоном сказал Валерка. — Ты бы чухал отсюда потихоньку. Мне полкачу, кроме того, что он бездарный мудак, докладывать больше не о чем.

— Да, Сашок, дуй давай, тебе тут точно делать нечего, — добавил вдруг, вспомнив о своих шефских обязанностях… «наставничек» Гора

— Не, я с вами! — посильнее прижался к камням Саша.

Тут заорал Пономарев:

— Гора! Повылазило, что ли! Бегом! Лемех ранен…

Через секунду Гора уже лежал возле раненого. Позеленевший Женя Лемешев, сжав челюсти и навалившись всем телом на правую руку, шипел, как купированная змея. Распоров ему рукав бушлата, Гора заметил посередине предплечья маленькую черную дырочку от пули калибра пять-сорок пять. Крови не было — трассер; кости однозначно целы. Видя, что Женя, несмотря на легкое ранение сейчас потеряет сознание, Гора крикнул лейтенанту:

— Промедол давай!

— Да у тебя, урод! Я ж давал!

— А, бля! Точно…

Вырвав железную коробочку со шприцами из жилета, он прямо через штаны всадил Жене иглу в бедро и выдавил содержимое маленькой пластмассовой ампулы.

— Эй! Второй взвод, вашу мать! Раненого разгрузите!.. Ну как ты?

— С-с-с…

— Сейчас отпустит.

— Ампулу не забудь! — напомнил взводный.

Через несколько минут, после очередной пробежки, Гора уже лечил Пономарева. Тому повезло больше: пуля, заскочив под бронежилет, прошла под кожей поясницы сантиметров десять и, ничего не задев на своем пути, полетела дальше.

— Давай уколю!

— Да ладно, Лень! Говоришь же царапина. Где Гранатометчик?

— Да вот он, рядом… Слышь, командир, отправь его, а! Нас тут точно придавят, — таскайся потом с ним!

— Сам знаю! Зинченко! Бегом в распоряжение комбата! Бегом, я сказал.

Саша не посмел перечить раненому лейтенанту.

Когда согнувшийся под тяжестью радиостанции Саша пробежал мимо, взводный рявкнул Горе:

— Да хорош меня мацать! Слазь…

* * *

Батальон, довольно успешно оторвавшись от основных групп противника с минимальными потерями — несколько легкораненых — дошел почти до конца плато. Перед самым спуском начинался наиболее опасный участок. Слева, через ущелье, засев в нагромождении камней, прицельно били духи, а справа нависали скалы основного хребта. Успели туда добраться правоверные или нет — оставалось только гадать.

Успели… Еще и половина рот не спустилась в долину, как сверху дружно затрещали автоматные очереди. И откуда только такой боекомплект?! Не иначе — курьеры подносят. Пока еще огонь был не слишком плотен, и джумалутдинцы не вполне пристрелялись по сложному склону, солдаты, словно на горных монолыжах, неслись на задницах вниз по мокрому снегу — только ветер в ушах свистел. На плато остались третий и первый взводы четвертой мотострелковой и состоящий из одних пулеметчиков первый взвод пятой роты. Сборная команда прикрывала отход разрозненных групп и одиночек, отставших по каким-либо причинам от своих подразделений.

У самого спуска, когда уже почти все успели отойти, Валера вдруг резко, как балерина, вымахнул левой ногой вверх и, почти докрутив сальто назад, грузно рухнул затылком в снег. Несколько секунд, понадобившиеся Горе, дабы наложить жгут, оказались достаточными, чтобы бившая ярко-алым фонтаном из-под коленного сустава кровь по самые локти омыла ему руки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестная война. Афган

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное