Солдатская сага

Правда, замяли не для всех. Командиру роты связи досталось с лихвой. Вмазав отметку о неполном служебном соответствии, его понизили в должности, а заодно наказали и по партийной линии — вынесли строгий выговор с занесением в учетную карточку и торжественно пообещали при первом же удобном случае не только исключить из партии, но и вообще выкинуть из армии к такой-то матери. Возможно, капитан отделался бы и менее тяжкими побоями, но, свято веря в справедливость и законность, додумался подать рапорт вышестоящему руководству, где слезно пожаловался по поводу влепленной ему оплеухи. Как только «телега» долетела до Кабула, из штаба армии позвонили полкачу и по-отцовски пожурили: что ты, мол, так и так, надо же за угол заходить, а потом уж подчиненных воспитывать…, чтобы через голову идиотские рапорты не подавали!

На следующее утро после звонка бывшего ротного быстренько освободили от временно занимаемой должности командира взвода и в тот же день перевели в Бахарак — заведовать радиостанцией точки. Там капитан заменил прекрасно справлявшегося с этой работой прапорщика! А чтоб одному ему не было скучно, вместе с ним отправили в ссылку и бывшего старшину — как тогда говорили: попал кусок под раздачу!

Столь крутые меры незамедлительно отразились и на всей многострадальной роте связи. Им прислали нового командира — типичного привокзального урку, а еще раньше подыскали такого зверюгу-прапора, что даже дембеля доблестно и самоотверженно скребли и чуть ли не языками вылизывали полы в своей прославленной палатке. Ходили в наряды по кухне, по роте и на дежурство по полковому туалету…

Шурик просидел на гауптвахте около двух недель, а непокаявшийся рядовой Зинченко — полтора месяца. Нравы караула были еще те — приходилось привыкать. Особисты тоже скучать не давали, наведывались часто, иногда прихватывая с собой, видно, для острастки, любимого командира.

Но случались у Саши и дни отдыха, когда дежурила четвертая мотострелковая. В один из таких вечеров к нему в камеру попытался вломиться бывший старшина — попрощаться перед Бахараком. Но он был настолько пьян, что с трудом держался на ногах и прощания не получилось. Впрочем, тут виновным оказался Пономарев. Пользуясь своей властью начальника караула, он быстренько арестовал «дяденьку» до утра и передал «на поруки» Шурику, Валере и Братусю. Те не заставили себя долго упрашивать: от всей души «успокоили» не в меру разбушевавшегося «куска». Правда, не сообразили вызвать Гору, который в тот вечер дежурил в самом блатном наряде — посыльным по штабу полка. Вот уж не повезло пацану, так не повезло!

После освобождения с Сашей в роте связи уже никто в открытую не связывался. Но тайно его все ненавидели. Через месяц он не выдержал и напрямую обратился к командиру полка с просьбой о переводе. Ответ был как всегда предельно краток: «Паш-шел во-он!!!»

С тех пор к Зинченко на веки вечные прилипло гулкое прозвище Гранатометчик.

Глава 19

После бурных сентябрьских событий минуло полгода. Все это время полк жил своей обыденной, привычной жизнью — наряды, караулы, операции, колонны, рейды и вновь — наряды, караулы…

Новая стратегия Смирнова дала свои вполне закономерные плоды. Резкое снижение количества ударов по караванным тропам и базовым кишлакам моджахедов привело к тому, что к середине зимы духи имели оружия и боеприпасов столько, сколько не имели за все годы до этого.

Само собой, возросла и их активность. Постоянные обстрелы гарнизона стали делом обыденным и чуть ли не каждодневным, в полку даже привыкли к этому. Обстрелы вполне могли бы перерасти и в нечто большее, если бы полк силами реактивной батареи «Град» в ответ на одиночные выстрелы или неприцельную очередь непримиримых не закрывал парочку считавшихся душманскими горных селений. Ну а ими считались любые населенные пункты, за исключением, пожалуй, лишь пяти-шести кишлаков, непосредственно окружавших по периметру район дислокации восемьсот шестидесятого отдельного мотострелкового. Но и этим кишлакам хорошенько досталось в канун нового, 1984-го года.

К началу зимы правоверные додумались до одного новшества. По ночам принялись сигнализировать портативными карманными фонариками (а их свет виден в высокогорье на многие километры) о любом выходе какого-либо подразделения за территорию части. Таких сигнальщиков в каждом из пяти кишлаков насчитывалось по три-четыре, а то и по пять человек — у каждой группировки свой, наверное.