— Ты меня просишь написать тебе о своей болезни. Ну, слушай! Началось это уже там. В жаркий день попил холодной воды, а потом попал в ихний госпиталь и ударился головой о каменный пол. В итоге что-то случилось с головой, отнялись кисти рук и забарахлили ноги. После этого я не могу ходить, потом попал в русский госпиталь, там меня немного подлечили и отправили в Москву, где я сейчас нахожусь. Диагноз — воспаление головного мозга, лечат меня здесь хорошо — лекарствами и уколами. Осматривал профессор, так что не волнуйся. Фамилию профессора я назвать не могу, так как это военный госпиталь. Сейчас я чувствую себя хорошо, правда, вставать не могу, если я сяду в кровати, кружится голова. Всего в госпиталях я лежу порядка 3 месяцев, но лежать, видно, еще долго. Из дома я писем еще не получал, первое письмо получил от тебя. Кормят меня здесь отлично. Сигареты мне не присылай, врачи запретили курить. Если можешь, пришли своих яблок. Я был там, когда умер Абдель Насер, что там творилось…
Мне вспомнился тот хмурый октябрьский день, когда я прилетел в Москву. Не прошло и двух часов после приземления алма-атинского самолета в Домодедово, как передо мной оказался затянутый в строительные леса Курский вокзал. В этом районе города раньше не приходилось бывать, потому немало времени потратили на поиски переулка Елизаровой. Сыпала мелкая снежная крупка, которую тысячные людские толпы вытаптывали в хлюпающую под ногами коричневую грязь. Перескочил широкую улицу, увиливая от автомобильной стаи, и у тротуара меня застиг свисток постового милиционера. Минут пять он читал мораль о правилах уличного движения, о тяжелых последствиях, грозящих недисциплинированному пешеходу.
— С вас рубль штрафа.
Достав трешку, спросил у него:
— Как найти гарнизонный госпиталь?
Его рука, раскрывшая планшет, замерла, взгляд скользнул по чемоданчику, забрызганным грязью брюкам и ботинкам.
— Госпиталь вон в том переулке. В следующий раз будьте осторожны, а то и сами в больницу попадете.
Он застегнул планшет, козырнул и, не обращая внимания на протянутые деньги, пошел по мостовой.
Переулок оказался наискось от вокзала. Мокрая брусчатка, насупленные старинные дома, подслеповатые окна, словно бельмами затянутые занавесками и шторами. Изящный, будто из сказки, особняк с посольской вывеской, мокнущий у парадного подъезда милиционер в унылом сером плаще, и, наконец, узкий проулок, ведущий к гарнизонному госпиталю. Пробежка по грязному двору, тесная узкая дверь в темный коридор, неожиданно светлый большой холл, крутая лестница в цокольное помещение.
У последних ступенек смутный девичий силуэт в белом халате, ярко вспыхнувшая сигарета. Проскакиваю мимо, сзади удивленный вскрик:
— Папа?!
— Женя?! — подает руку, во рту дымится сигарета.
— Прилетели! Я уже третий день тут… Подождите, подождите… Олегу судно принесли… Как? Сами увидите… Может, будет лучше, а сейчас плохо… Только не пугайтесь. Шибко нервничает, когда замечают, как он изменился…
Милая моя! Я разучился пугаться более четверти века назад. К нашему поколению можно отнести горькие слова Генриха Гейне: «Вокруг меня лежат моих товарищей трупы, но победили — мы. Мы победили, но лежат вокруг моих товарищей трупы». Я не пугался, хотел только понять, зачем мой сын послан в Египет, что он потерял в далекой арабской стране?
Женя сбегала в палату, мигом вернулась.
— Пойдемте, Олег ждет, — и доверчиво взяла под руку. — Обрадовался…
— П-п-п-па-па! — встретил сын и попытался приподняться на постели.
— Олежка, Олежка, не спеши! — уговаривает его пожилая нянечка, — не волнуйся, Олежка!
Приплясывают руки на одеяле, неостановимо трясется голова, неестественен разлет зрачков. Когда немного успокоился, попытался заложить руку под затылок. Я опустил глаза, не смог смотреть, как она минут пять выписывала в воздухе наисложнейшие фигуры, пока улеглась на место. Высунулась из-под одеяла нога: жиденькие икры, мосластое колено, наперечет видны косточки. Пытается удержать меня в фокусе своего зрения, а зрачки в непрерывном круговом движении.
— П-п-п-п-апа-а! К-к-к-ка-ак я-a р-р-р-ра-ад, ч-ч-ч-что т-т-ты п-п-п-при-е-ехал… Ж-ж-ж-женя-я т-т-т-тоже п-п-п-прие-е-хала!
У Жени узнавание позади, за три дня она уже привыкла к нему такому, или успокаивает себя, что привыкла. Она не заглядывает в будущее, не знает, чем им обоим грозит болезнь Олега. У меня опыта побольше, немало времени провел в госпиталях, чтобы с девяностопроцентной гарантией предсказать тот или иной исход. Но пытаюсь утешить себя тем, что в случаях, которым был свидетель, положение усугублялось механическим повреждением мозга, а здесь простое заболевание. Простое ли? Ведь я еще не говорил с лечащим врачом…