Солдатский дневник

Читал я вчера один секретный приказ, в котором проводится разбор августовской операции под Ржевом. До чего ж большие мы собрали силы: около 15 дивизий, несколько бригад, бессчетное количество артиллерии, «катюш», до 300 самолетов, несколько танковых бригад и т. д. и т. п. И такие жалкие результаты. Даже Ржев не смогли взять. Да, не умеем мы еще воевать, не умеем и не можем. Даже технику свою не умеем использовать.

Сегодняшний фриц говорил, что будто бы вчера им сообщили, что Сталинград пал. Неужели это так? Тогда наше положение совершенно плачевное, если не безнадежное.

28.10.42.

Сегодня полгода как я в этой дивизии. Быстро летит время. Присвоили мне вчера очередное звание. Теперь я — старший лейтенант.

Прочитал сейчас свои последние записи и увидел, что в военных оценках я давно уже на уровне генерала, ну хотя бы полковника. Так что мое очередное звание явно занижено. Но шутки, как говорится, в сторону. Сейчас нахожусь в горах на высоте выше тысячи метров над уровнем моря. А если точнее, на наших картах она называется — высота 1000,1. Едва вполз сюда вместе с нашим КП. Боюсь, что через пару дней опять куда-нибудь скакнем.

А начальство наше лежит в лоск пьяное. Комиссар штаба на четвереньках из шалаша вылезал, вояка, ему бы только водку хлестать. Вот воюй с такими «полководцами».

2.11.42.

Все эти дни работы по горло. Наши наступали, взято много пленных и документов. Нынешние фрицы в основном восемнадцати-девятнадцатилетние ребята. Вид у них довольно жалкий, худые, с трясущимися от страха губами. Когда их крепко бьют, они кричат «мама!» и драпают со всех ног. А бить их нужно постоянно, а то они быстро наглеют.

Сегодня с грустью убедился в том, как много я успел забыть за этот год. Когда-то я хорошо знал историю нашей страны, в частности, историю партии. А теперь почти все забыл. Как я отстал! Боже мой, как бы концу войны не сделаться бы стопроцентным идиотом. Если останусь жив, надо будет наверстать то, что я потерял во время войны.

6.11.42.

Несколько дней провел в штабе армии. Опросил четырех фрицев, обработал кучу документов, но чувствовал себя весьма гнусно, не в своей тарелке. Кругом «большое начальство», народ все незнакомый. Своего блиндажа у тамошних разведчиков нет, кормят плохо. В общем так соскучился по своему штабдиву, что чуть с тоски не умер. Едва отпросился уехать от них на сутки.

7.11.42.

Нынешний праздник прошел уныло, почти так же, как и год назад. Вторые сутки идет дождь, шалаш наш весь размок, сверху льет, со стен капает, сами мы все совершенно мокрые и холодные. В общем, обстановка прегнусная.

По случаю праздника выдавали нам подарки: печенье, консервы, белые булочки, водку и др. Мы с Толей Гречаным немножко отпраздновали, вспоминая прошлые светлые для нас времена.

А печенье было очень вкусное, я уже больше года не ел такого.

13.11.42.

Получил сегодня три письма из дома. Наконец-то мои писульки стали доходить и до Москвы… Мы все еще на вершине горы. Когда нет дождя, здесь довольно сносно, но когда дождь… брр.

Наши наступают, но без больших успехов. А надо бы, надо бы погнать сейчас фрица с кавказских предгорий на равнину и там как следует исколошматить.

Здесь все течет без заметных изменений. Кормим, как говорится, вшей, которых в последнее время развелось столько, что, кажется, съедят нас живьем. Спать, во всяком случае, не дают. Все время отчаянно скребемся.

Будь прокляты эти сволочи немцы! Чем больше страданий испытываешь сам лично, тем сильнее кипит ненависть к этой банде. Жестока будет наша расплата с ними! А она будет, будет обязательно, рано или поздно!

Попал к нам на днях в плен один грузин, солдат немецкого «Грузинского легиона», созданного из наших военнопленных грузинской национальности. Так они теперь защищают свою «солнечную Грузию», эти сыны Кавказа! Вот этих предателей я бы уничтожил всех без всякого сожаления!

17.11.42.

Тускло горит в землянке коптилка, сделанная из консервной банки, трещат дрова в вырытой в земляной стене печке. А за дверьми сплошная завеса воды и ветра. Кажется, все, что есть на свете мокрого и холодного, обрушилось сюда, на эту тысячеметровую вершину. По стенам землянки стекают мелкие ручейки просочившейся воды, по натянутой сверху плащ-палатке уныло стучат дождевые капли. Мы натягиваем покруче палатку, потом завертываемся в шинели и поплотнее прижимаемся друг к другу, но это мало помогает. Все тело отчаянно зудит от нашествия вшей. Мы уже забыли, когда ходили в баню, когда меняли белье, поэтому наша борьба со вшами не достигает цели.

Дождь хлещет все сильнее и сильнее, холодный ветер врывается в дверь, в печную трубу. Едкий синий дым заволакивает землянку, глаза слезятся, трудно становится дышать.

Но вот закрываются усталые глаза. Все мои мысли и чувства устремляются далеко-далеко, в мою родную Москву. Вот он, мой город, где я родился, вырос, учился. Здесь впервые узнал я, что такое любовь, дружба, теплая нежность любимого человека.