-- Коли танки подсобят,-- проворчал Ваня.
-- Танков хватит. На днях мы со старшиной ездили в лес, за Гарманешти,
в артмастерскую, так в этом самом лесу их видимо-невидимо...
-- Кого?
-- Танков, темнота! Кого, кого!..
-- Так бы и сказал.
-- Так и говорю. Стоят в лесу, загорают, все новенькие, с иголочки.
Танкисты на меня даже с завистью поглядели. "С передовой?" -- спрашивают. "С
передовой,-- отвечаю.-- Откуда же мне быть!" -- "А мы,-- говорят,-- вот
скучаем тут, держат нас на привязи".-- "Успеете,-- говорю,-- навоюетесь!"
Понял, еловая твоя голова, об чем речь? Целые скучающие бригады стоят за
нашeй спиной. Стало быть, резервы у нас богатые. Вот завтра как шандарахнут!
Видал, кто вчера на нашем энпе был? То-то оно и есть. Командующий фронтом
тут появлялся! A ты...
Громовой не договорил. Его отвлек батарейный связист, выкрикивавший в
трубку:
-- "Клен", "клен"!.. Я -- "акация". Проверка.
-- Дуб ты, а не акация,-- заметил сердито Громовой, обиженный тем, что
ему не дали довести до конца "стратегическую мысль", как он сам назвал свои
рассуждения.-- Кто ж так орет в трубку? Немцы могут услышать. У них от
страху слух-то, поди, заячий теперь, всякий шорох слышат.
Под зеленой сеткой, которой было прикрыто орудие, сидели артиллеристы и
негромко разговаривали. Как всегда в свободную минуту, они обсуждали вопросы
большой политики, весьма важные с их точки зрения проблемы.
-- А что будет с Антонеской, товарищи? -- спрашивал один, очевидно,
только для затравки: солдатами не раз обсуждался этот вопрос, и участь
Антонеску, в сущности, была давно уже предрешена ими.
-- Повесят, что ж ему еще,-- отвечал второй боец таким тоном, словно бы
оскорбился тем, что его товарищ не понимает таких простых вещей.
-- С Гитлером бы их на одной перекладине...-- мечтательно проговорил
первый и неожиданно добавил: -- Его, Антонеску, теперь, кажись, и сами
румыны повесили б...
-- Кто знает?
-- Что ж там знать? Повесили б, говорю тебе!
-- А почему ты так думаешь?
-- Почему, почему!.. Тоже мне новый почемукин объявился!.. Что ты ко
мне пристал? -- зашумел солдат, должно быть больше сердясь на себя оттого,
что не мог сразу ответить.
Он помолчал, подумал и уже уверенно выложил:
-- Ты видал, что в Гарманешти творится? Подняли румыны голову. Митинги
у них там и прочее. По шапке хотят они своего Антонеску. А откуда у румын
взялась такая храбрость, как ты думаешь? -- наступал на своего оппонента
солдат.-- А я скажу тебе откуда. Силу простой румын, трудовой то есть,
почувствовал, потому что мы с тобой здесь объявились. Мы хоть в ихние дела и
не влезаем, а духу придаем, смелости в общем. К тому же мы их не обижаем.
Стало быть, их обманывали насчет нас, головы им морочили то есть... А кто
морочил? Ясное дело, Антонеску, этот Ион паршивый! Понял теперь?!
Сквозь сетку брызгами лился яркий полдневный свет, рябил мельчайшими
бликами бронзовые лица артиллеристов, нагревал стальные тела орудий.
-- Снять сетки! -- скомандовал старший на батарее, и огневые ожили.
-- Гляньте, ребята, пехота уже навострила уши! -- крикнул Громовой,
показывая на стрелков, которые, облокотившись на кромки окопов, напряженно
всматривались вперед, в подернутые текучим маревом седые горбы дотов.
Недалеко от батареи Гунько расположился со своим молодым помощником
старшина Фетисов. Он и Федченко, тот самый юный солдат, которого Фетисов
когда-то обучал окопному искусству, приготовились бить по амбразурам дотов.
По должности старшины роты ему, Фетисову, находиться бы не здесь, но он
упросил командира роты и комбата разрешить ему произвести "эксперимент",
испытать новое свое изобретение -- бронебойку с оптическим прицелом.
Адъютант старший батальона, лейтенант Марченко, только что возвратившийся из
госпиталя, плохо верил в затею Фетисова и сказал ему:
-- Бросил бы ты, старшина, заниматься ерундой. Ничего из этого не
получится.
Фетисов удивился таким словам Марченко, но спорить с начальником не
полагалось. За старшину, однако, вступился комбат и разрешил испытать новое
оружие. А когда Фетисов отошел, комбат сказал, обращаясь к адъютанту
старшему:
-- Не понимаю я тебя, Марченко. Ведь грамотный ты человек. Штабное дело
поставил в батальоне неплохо. И вдруг не уразумел простых вещей. Ведь для
нас Фетисов -- клад!
3
Генерал Сизов с самого утра находился на своем наблюдательном пункте.
Сюда позже пришел и начальник политотдела. Демин вместе с работниками своего
аппарата последние дни почти все время находился в полках, проверяя
готовность подразделений, накоротке совещаясь с заместителями командиров по
политической части, с парторгами, комсоргами и агитаторами. Сейчас полковник
делился с генералом своими впечатлениями.
-- В первом батальоне тюлинского полка были? -- спросил Сизов.
-- Был.
-- Как там Марченко себя чувствует?
-- По-моему, с ним все в порядке. Хлопочет, ни себе, ни другим покоя не
дает. Не без заскоков, конечно. Не хотел, например, дать старшине Фетисову