Солдаты

юношеского восторга офицера, но ничего не сказал. Потом Рупеску поднялся еще

раз и провозгласил новый тост:

-- Господин генерал! Господа русские офицеры! Еще вчера мы стояли друг

против друга как враги. А сейчас сидим за одним столом как товарищи. Я

прошу, господа, выпить за дружбу наших народов. Отныне в отношениях румын и

великого русского народа наступила новая эра -- эра вечной дружбы и доброго

сотрудничества. Завтра мои войска пойдут в бой и будут драться бок о бок с

доблестной русской армией против фашистских варваров до полного их

уничтожения. Мое правительство, правительство его превосходительства

генерала Санатеску,-- с видимым удовольствием подчеркнул Рупеску,--

приказало мне поддерживать с советским командованием теснейший контакт.

Король Михай и Мама Елена преисполнены уважения и признательности к

Советскому правительству, к его армии, к русскому народу. Совместно пролитая

кровь в борьбе с врагом будет символом нашей нерушимой дружбы. За дружбу,

господа! -- генерал торопливо опрокинул свою рюмку, в который уж раз

попытался досуха вытереть лысину и торжественно сел, глядя перед собой

остановившимися блестящими глазами.

Румынские офицеры смотрели на Сизова, ожидая от него ответного тоста,

большинство -- с чувством удивления, оттого что находились в одной комнате и

чокались с теми, в кого только еще вчера стреляли.

Сизов быстро встал на свои упругие, сильные ноги, сказал коротко:

-- За победу, господа!

И снова румыны закричали, звеня стаканами:

-- Бируинца!

- Бируинца!

Расчувствовавшись, лезли целоваться с советскими офицерами, которые,

улыбаясь, вежливо отстранялись от объятий, несколько охлаждая пыл румын.

Рупеску продолжал любезно расхваливать Красную Армию, ее солдат, офицеров и

генералов. Склонившись к Сизову, он вдруг сказал:

-- Девятнадцатого августа вы здорово обманули нас, господин генерал. Мы

никак не могли предположить, что вы начнете наступать в полдень да еще при

такой слабой артподготовке. Немецкому командованию пришлось бросить против

вас еще две свежие дивизии, спешно снятые из района Тыргу-Фрумос. Это была

роковая ошибка немцев. К тому же центральный дот был заранее захвачен вашими

солдатами. Должен вам сказать, это потрясающий случай!.. Не могли бы

показать мне этих ваших героев?

-- Двух из них вы уже видели, господин генерал. Это те солдаты, что

сопровождали вас сюда, в боярскую усадьбу.

-- Солдаты? -- удивленно спросил Рупеску.-- Но... позвольте... разве

это были солдаты? Мне говорили, что офицеры.

-- Солдаты, господин генерал.

Рупеску, широко раскрыв рот, отчего нижняя, тяжелая губа его отвисла

вниз, долго глядел на Сизова.

Переводчик, тоже озадаченный, но очень веселый, с трудом сдерживая

улыбку, терпеливо ждал, когда же его превосходительство обретет дар речи.

2

За боярской усадьбой в огромном черешневом саду стоял неровный гул

солдатских голосов. Там устраивались румынские роты и батареи. Чаще других

раздавались слова:

-- Акасэ! Армата Рошие!

-- Нуй бун рэзбоюл!

Слышались команды взводных и унтер-офицеров:

-- Скоатець байонета!*

Во двор заходили и советские солдаты. Вокруг них сейчас же собирались

толпы румын, образовывая круг, и начинался удивительный, но хорошо знакомый

воюющему люду разговор...

* Снять штыки! (рум.)

-- Нушти руссешти? -- первым долгом осведомлялись наши бойцы, только

потому, что значение этих слов, для удобства произношения несколько

искаженных, было известно им.

-- Ну штиу,-- отвечали румыны и в свою очередь также без всякой цели

спрашивали, называя русские слова, которые были знакомы им:

-- Русский карош? Русский не будет фук-фук?

-- То-то "карош". Небось забыли об этом, когда Транснистрию пошли

завоевывать,-- говорил какой-нибудь советский солдат с добродушной

грубоватостью и, хитро сощурившись, спрашивал, будучи глубоко уверенным в

том, что от нелепого соединения русских слов со знакомыми румынскими

получается правильная и понятная фраза: -- Разбой-то, значит, того, нуй

бун?..-- По понятиям бойца, сказанное им должно было означать: война-то,

значит, плохое дело?..

Другой наш солдат, нарочно коверкая русский язык и полагая, что от

этого он станет понятнее иностранцу, старательно втолковывал:

-- Сперва твой пришел к нам. А зараз наш пришел к вам. Понятно, нет?..

Батарея капитана Гунько стояла по соседству с румынскими

артиллеристами. С разрешения командира маленький Громовой, захватив с собой

молчаливого Ваню-наводчика, раньше всех оказался среди румын. Сейчас он,

снисходительно похлопывая румынского солдата по плечу, осведомлялся:

-- По-русски шпрехаешь? Нет, стало быть. Жаль...-- И глубокомысленно

заключал: -- Ну, ничего. Зашпрехаешь когда-нибудь.

Но вскоре Громовому повезло. Угрюмейший Ваня-наводчик где-то раскопал

румына, который сносно "шпрехал" по-русски. К тому же румын этот оказался

парнем на редкость словоохотливым. С ним Громовой и пустился в пространную

беседу.