как лучше вести войну в горах, как лучше, с малой кровью, бить врага. Мы не
имеем права терять дорогих нам людей, пришедших сюда от священных стен
Сталинграда, оставив за собой ее, дорогую Родину!.. -- Демин на минуту
замолчал, и вдруг лицо его сделалось усталым и беспокойным. -- Нельзя нам
терять своих товарищей, -- повторил он глухо, тяжело вздохнув. Обыкновенное,
отцовское, человеческое чувство отразилось на его лицо. -- Там, на Родине,
ждут вас матери, жены, невесты. Давайте же будем воевать умно, с головой.
Здесь, в горах, это особенно необходимо. За нашей спиной много побед. Но мы
совершим преступление, непоправимую глупость, если решим, что уже всего
достигли, если не учтем изменившейся обстановки. -- Говоря это, начальник
политотдела почему-то все время глядел на лейтенанта Марченко, сидевшего
рядом с Забаровым в первом ряду. Лейтенант краснел, брови его озабоченно
шевелились, каштановые глаза темнели. Начальник политотдела продолжал:
-- Вы -- ветераны, золотой фонд нашей гвардейской дивизии, ее ядро; вы
прошли со своей, -- он тепло улыбнулся, -- славной
Непромокаемо-Непросыхаемой весь ее тяжелый путь. У вас накопился богатый
боевой опыт. Вы постоянно в непосредственной близости к врагу. И не
удивительно, если мы, ваши начальники, хотим поучиться у вас, посоветоваться
с вами, как лучше воевать. И собрали вас затем, чтобы вы здесь выступили со
своими мыслями и соображениями по поводу горной войны. Думаю, что мы не
станем ограничивать регламентом наших ораторов. Как вы, товарищи?
-- Не ста-а-анем! -- громко прокатилось по залу.
-- В таком случае приступим к нашей работе. Слово для доклада
предоставляется командиру нашей дивизии генерал-майору Сизову.
Доклад комдива был коротким. Чувствовалось, что Сизову нужно было
только дать направление совещанию, уточнить, детализировать его задачи.
После доклада начались выступления.
-- Слово имеет лейтенант Забаров! -- объявил Демин.
Федор вздрогнул и, удивленно, растерянно двигая густыми бровями,
посмотрел на Демина. Полковник улыбнулся ему, закивал своей большой лобастой
головой. Забаров, чувствуя легкую дрожь во всем теле и особенно в ногах,
поднялся со своего места. Гигант встал недалеко от стола, и на сцене как-то
вдруг стало тесно. На широком лбу лейтенанта легли обычные напряженные
складки. Большие неловкие пальцы перелистывали блокнот. В зале -- тишина,
изредка нарушаемая легким покашливанием. Большинство бойцов знали Забарова
или слышали о нем, о его подвигах и теперь нетерпеливо наблюдали за Федором,
ожидая, когда он заговорит. На груди Забарова вспыхивала Золотая Звезда
Героя. Забаров посмотрел еще раз в блокнот, потом, придумав первое слово,
махнул рукой и заговорил без записей, приблизясь к краю сцены.
-- Сталинградцы! -- Тяжелая рука лейтенанта рассекла воздух. -- Я хочу
прежде всего напомнить вам, что вы -- сталинградцы, что это о вас гремит по
всему свету слава. И будет греметь вовеки!
Зал всплеснулся яростными аплодисментами. Но Забаров обвел солдат
строгим взглядом, и все быстро смолкли.
-- Мы на Волге получили такой опыт, который годится в любых условиях.
Годится он и в этих наших боях. Но я имею в виду, товарищи, прежде всего
мужество и стойкость наших солдат. Вот это годится! Но это вовсе не значит,
что мы вот тут, в горах, должны действовать теми же методами, применяя ту же
тактику, что и в Сталинграде! -- Федор заметно возбуждался. Он чувствовал,
что в его голове родилась и билась большая, горячая и важная для всех мысль.
И он ловил ее, сначала неудачно. Замолчал, посмотрел еще в зал и, вдруг
поняв, что хотел сказать, начал смело и громко: -- И все-таки Сталинград не
мог нам дать методы на все случаи нашей боевой жизни. Вот перед нами горы.
Называются они Трансильванские Альпы. Мальчишками, когда учились в школе, мы
видели их только на карте. Учительница показывала. А теперь пришли сюда
сами. В неведомые для нас горы... Враг же заранее подготовился к обороне,
оседлал все выгодные позиции. А некоторые из нас еще по инерции продолжают и
здесь воевать так, как воевали раньше, в совершенно другой местности и
обстановке...
Генерал Сизов внимательно следил за разведчиком и думал, что в этом
зале уже чувствовалось что-то новое, смелое и дерзкое, что так часто
возникает в солдатской массе и что было сейчас созвучно его душе. Он смотрел
на Федора и все время поощрительно кивал ему головой, будто говоря: "Так,
так, лейтенант. Продолжайте. Вы еще не сказали главного..."
Забаров и сам понимал, что находится лишь на подступах к этому
главному, и злился на себя за то, что никак не перейдет к нему.
-- Уличные бои -- сложное дело. Но они все же нечто совершенно другое,
чем война в горах! -- загудел он, радостно сознавая, что подходит к самому
существенному, к тому, что, собственно, он и хотел сказать в своем
выступлении. -- Город требовал от своих защитников непрерывной