Солдаты

где-то совсем близко. Авдотья поняла, что стреляют на ее огороде. Сердце ее

похолодело: "He попался бы, бедненький!"

Аким отбежал в огород и остановился: захотелось еще раз увидеть горящий

бензовоз. Он понял, что совершил непростительную ошибку, но понял слишком

поздно: немцы уже заметили его и теперь охватывали со всех сторон. Он видел

их перебегающие фигуры. "Это -- конец",-- подумал он с необъяснимым

спокойствием. Поднял автомат и с каким-то, не испытываемым ранее злорадным

наслаждением пустил длинную очередь по первым попавшимся ему на глаза

немцам. Двое из них упали, Аким торжествующе крикнул и снова дал очередь.

Враги ответили огнем. Аким кинулся в подсолнухи, задыхаясь от свирепой

ненависти к своим преследователям. Сухие, колючие шляпки больно колотили его

по лицу, царапались, но всего этого Аким не чувствовал. Не слышал он и того,

как над самой его головой вспорхнула стайка воробьев и с веселым, шумным

чириканьем перелетела на другое место, в вишни.

Акиму показалось, что он может спастись. Он углублялся в подсолнухи все

дальше и дальше. Но вот -- тупой удар в спину, что-то сильно рвануло грудную

клетку, и он упал, чувствуя, как гимнастерка наполняется теплой и липкой

жидкостью.

-- Убит,-- просто и в полном сознании прошептал он. Язык его ощутил

соленый вкус крови. Кровь клокотала еще где-то в горле.

-- Обидно...-- вновь прошептал он и, путаясь в мыслях, как в паутине,

хотел понять, отчего же ему обидно, зачем произнес это слово. И, нe найдя

ответа, повторил опять: -- Обидно...

Воробьи снова защебетали где-то рядом, звонко, шумливо. Теперь он

услышал их. Но это длилось недолго. Постепенно щебет воробьев сменился

каким-то новым звуком, похожим на далекий звон колокола, но и этот звук стал

затухать. А потом и вовсе стало тихо.

6

Перед Наташей -- дневник Акима. Боже мой, как знаком ей этот почерк --

мелкий, неторопливый, ровный... "Аким, родной мой, славный мой! Ну почему ты

должен был погибнуть сразу же после нашей встречи? Почему?.. Почему

вражеская пуля щадила тебя, когда меня не было рядом с тобой? Зачем ты ушел

от меня? Ведь ты сказал мне, что все будет хорошо и мы никогда больше не

расстанемся".

Она перевернула еще одну страницу и увидела стихи. Это о них, должно

быть, говорил ей Аким при встрече.

Первую строку Наташа не разобрала. Прочла дальше:

Так почему же я один

Среди родных, среди друзей

Остался жив и невредим?

-- Остался жив и невредим,-- машинально повторила она.

В раздумье вспомнил про тебя,

Увидел море синих слез...

Да, это ты спасла меня

В пучине битв и страшных гроз.

-- Спасла, спасла...-- плечи девушки затряслись, она уронили голову на

дневник. Теперь она плакала, не остерегаясь, что ее услышат разведчики,

которые почему-то нe отходили от ее окон, особенно старшина и тот

светлоглазый. Когда она снова начала читать, строчки запестрели перед еe

глазами. Она разбирала написанное с великим трудом:

Я гордый вызов дал войне

И по-солдатски ее нес.

В дороге ты светила мне

Сияньем золотых волос.

Я помню тот противный звук,

В ознобе затряслась земли...

У смерти из костлявых рук

Тогда ты вырвала меня.

Наташа не могла дальше читать. Стихи говорили, что она спасла его, ее

образ светил ему в пути, а вот сейчас Акима уже нет, и погиб он именно

тогда, когда встретился с ней, когда она встала рядом с ним. Плакать девушка

больше не могла. Странное дело: она чувствовала себя жестоко обиженной, и не

кем-нибудь иным, а Акимом. Зачем он писал ей эти строки? Наташе не приходило

в голову обидеться на лейтенанта, который не дал Акиму побыть с ней хотя бы

один денек... Нет, она обижалась только на Акима. Почему он не захотел,

чтобы командир роты послал вместо него другого? Почему не попросился

остаться?.. Не любил ее -- вот и все. А она-то думала...

Вдруг Наташа содрогнулась от этих диких и чудовищно нехороших мыслей. В

самом деле, как она могла подумать такое о своем Акиме, который за долгие

годы их дружбы не сказал ей ни одного нечестного слова. Разве мог ее Аким не

пойти на это важное задание, мог ли он остаться в роте ради встречи с ней,

послать вместо себя другого разведчика, который, наверное, тоже мечтает о

любимой?..

Девушка подняла голову, вытерла глаза и посмотрела в окно. Во дворе

стояли двое: светлоглазый и еще какой-то неизвестный ей солдат. Солдат,

видимо, пытался пройти к ней, а светлоглазый его не пускал. Наташа услышала

их разговор.

-- Ну, куда ты идешь? -- укоризненно спрашивал Сенька.

-- Чирей у меня.

-- Тоже мне болезнь!

-- Пусти...

-- Не пущу! Пойми ты, дурья голова, не до тебя ей сейчас! Друг у нее

погиб... а ты со своим чирьем!.. Пойди к Кузьмичу. Он тебе колесной мази

даст. Говорят, здорово помогает...

Наташа безучастно прислушивалась к перебранке солдат. "У кого-то

фурункул, кому-то нужно помочь",-- думала она, не находя в себе сил и

желания подняться и позвать бойца. Отойдя от окна, вновь начала читать

стихи:

Когда я, раненный, кричал,

В бреду ведя с врагами бой,

Ты, как горящая свеча,