Солдаты армии Трэш

Лирическое настроение кончилось. Пришла четкая выверенность и расчетливость. Врубив зажигание и вместе с ним фары, осветившие петербургский дворик, я сдал полукругом назад, и машина снова оказалась на мостовой. Сейчас требовалось соблюдать правила Игры. Будь против Системы, но играй по ее правилам – звучит четвертое правило солдата армии ТРЭШ. Ведя машину по набережной, я решил чуть поразвлечься и свернул на Четырнадцатую/Пятнадцатую линии. По правде сказать, я так и не решился проехать прямо. Перед поворотом на Большой я вгляделся туда, где предполагал увидеть огонь пожарища. Но заметил лишь три пожарные машины, две скорые да ментов. Столпотворение освещали галогенные фонари команды спасателей и посекундные всплески сигнальных огней то синего, то красного цвета. А все-таки здорово! Кто додумается искать зачинщиком здесь, рядом с целой армией спасения, а мы, как один, пред ними. Оболваненное Системой дубье!

Я свернул на Большой и уж там дал всем просраться. Делая всех справа налево и обратно, я успевал выкрикивать запоздалым автомобилистам первое, приходящее на ум. Кто ехал на корытах попроще, те с запуганными рожами тупо старались не замечать моих перлов; а кто сидел повыше или, наоборот, пониже всех над асфальтом, пытался выебываться и, скорчив мстительную физиономию, силился бросить что-нибудь в ответ. Но что можно сказать против «один рубит – семеро в хуй трубят» или, например, «не пришей к пизде рукав». Только разве «тому виднее, у кого хуй длиннее»… Но знатоков не находилось. Правда, был там один умник, решил показать, как крут, и обогнать меня на «паджеро», но я ловко ушел от стычки, свернув уже с Наличной налево в переулок. Туда, куда и надо было. В конце нашей дороги асфальт заканчивался шлагбаумом, а за ним раскинулось широкое поле свалки – визитная карточка современного Петербурга, встречающая наших долгожданных гостей. Переговорив со сторожем на полташку, «транспортер», мерно покачиваясь, отправился в свой последний путь, будто корабль прямо со стапелей на дно. Мы спустились по крутому мусорному склону ко льду. Встали так, чтобы фургон был виден только с залива. Кое-как оправившийся от шока ночной поездки, Прыщ по моему приказу начал обливать салон остатками семьдесят шестого, полузаспанный Тесак, пока суд да дело, снаружи проделывал бензиновую дорожку от автомобиля куда-нибудь подальше. У меня имелось секунд двадцать. Я подумал: «А здорово мы сегодня рисковали, черт возьми!» Но в ту же секунду улыбнулся – какие могут быть доводы против такого адреналина?

Мы отошли метров на тридцать, и Тесак поджег свою бензиновую дорожку. Машина занялась в момент. Через несколько секунд в салоне взорвались две канистры. Все сгорает в кострах амбиций, даже железо! Мы стояли втроем и наблюдали, как языки пламени пожирают сантиметр за сантиметром фургончик. Мы смотрели и пили припасенное пиво, а жар касался наших лиц и грел тело. А потом, не дождавшись, пока машина догорит до остова, мы поплелись вдоль береговой линии по льду, и я подумал, посмотрев в вышину, как хорошо, должно быть, висеть там одной из мириад бесконечно недостижимых звезд. И душа моя заплакала светлой грустью.

Ashes in the fall,
Like ashes in the fall…

СОШЕСТВИЕ В АД №2

31.01.03, деревня Николаевская, первая половина дня

Шел конец января. Сессия медленно, но верно превращалась в допсу. Но перед ней выдалась пара недель каникул. Я сидел у себя в Гатчине и смотрел, как за окном медленно кружится снег. Я открыл Библию и начал было читать, но дело не пошло, и вот тогда-то мне и позвонил Тесак. Я в мельчайших подробностях помню то утро.

Когда позвонил Тесак, что-то екнуло у меня в груди и засосало под ложечкой. Катя просила опять поехать с ней и взять с собой побольше друзей. Я ничего, кроме «ладно», не ответил. Но внутри почувствовал нарастающее подозрение. Здесь явно кроется что-то неладное, и мы все втроем оказались по уши втянутыми в разрастающееся дерьмо.