Солдаты без оружия

После сытного ужина раненые обычно успокаивались, засыпали. Потом раненых укутывали теплыми байковыми одеялами, грузили на машины, и Хихля отвозил их в медсанбат. Так ритмично, слаженно, дружно шла работа…

На рассвете привезли тяжело раненного в живот Слесарева Петра Ивановича. Был он белый, как докторский халат. Казалось, он успокоился — не стонал, ничего не просил, неподвижно лежал с закрытыми глазами и глубоко, не часто дышал, с шумом вбирая воздух и морщась.

— Шок, — осмотрев его, сказала Анна Ивановна, — нужна немедленная операция.

Оперировать в медсанвзводе не полагалось. Рыбин задумался.

— Решайте, Александр Семенович. Время не терпит.

— Нельзя этого делать, Анна Ивановна.

— Можно. Ради спасения человека можно поступиться правилом.

Рыбин колебался.

— А как же начальник? Мы же его здорово подводим. Ему и так трудно с непривычки.

— Я вас не узнаю, Александр Семенович, — возмущенно сказала Анна Ивановна, нетерпеливо потирая ладони, — Всегда вы были разумны, а тут… Ведь перед нами жизнь человека… Ну, придумайте что-нибудь. Я уже не знаю что. Пошлите начальнику донесение — вы же все можете.

— Странное у вас понятие обо мне. Что я — панацея?

В перевязочную внесли раненого. Лица у санитаров сияли.

— Слышали, товарищ гвардии капитан, новость-то? — перекладывая раненого с носилок на стол и не скрывая улыбки, спросил Коровин.

— Какую?

— Наши Варшаву освободили!

— Что вы говорите?!

— Честное слово. Нам Загреков сообщил, — подтвердил раненый.

— Вот видите, — горячо заговорила Анна Ивановна, — они Варшаву освободили, а мы…

Рыбин сделал головой движение, точно ему был тесен ворот, и махнул рукой:

— Хорошо. Будем оперировать. Да, да. Иду на компромисс. В дальнейшем оставим его здесь с санитаром как нетранспортабельного.

— Вот и правильно, — оживилась Анна Ивановна. — Мурзин, воды. Зоя, приготовь капельное переливание крови…

А по комнатам от человека к человеку проносилась радостная весть: Варшаву освободили, освободили Варшаву!

Кто-то запел:

Даешь Варшаву, дай Берлин…

— Тихо! Не забывайте, где вы! — прикрикнул Трофимов.

Рыбин позвал Хихлю.

— Товарищ Хихля, после того как отвезете раненых в медсанбат, проедете вот сюда. — Он поднял на лоб очки и провел пальцем по карте: — Видите развилку дорог?

— Оцэ? Бачу.

— Здесь установите указку. Да, да, новую. Такую указку, чтобы ни один раненый не проехал мимо. Экстравагантную, ясно?

— Слухаюсь.

Хихля уехал.

Началась операция: Рыбин ассистировал, Гулиновский давал наркоз, Зоя, как всегда, не отходила от стерильного стола.

Операция прошла благополучно.

— Десять минут отдохнуть — и свертываться, — сказал Рыбин, садясь в стороне и вынимая из кармана новую тетрадку.

Но медсанвзводу не суждено было свернуться. Части соседней пехотной дивизии, узнав дислокацию медсанвзвода, эвакуировали своих раненых на него. Отказать им Рыбин не имел права. Да и язык у него не повернулся бы сказать: не принимаю.

Работали весь день.

К вечеру Трофимов приготовил обед. Поели на ходу. Рыбин сменил Анну Ивановну.

— Ну-ка, Зоенька, отдохни, — сказала Анна Ивановна, вставая к стерильному столу.

— Давайте, лейтенант, я за вас попишу, — сказала Зоя Гулиновскому.

— Спасибо. Но я совсем не устал.

— Ничего. Отдохните часик.

— Спасибо.

Гулиновский, как был в халате, так, не раздеваясь, свалился на матрац и тотчас захрапел, смешно вытягивая губы.

— Храпит, понимаешь, как чушка, — проходя мимо него, сказал Саидов.

Зоя расхохоталась. Несмотря на сердитые взгляды командира, она не могла остановиться и все фыркала, пряча лицо в рукав.

На днях ей исполнилось девятнадцать лет. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не веснушки, обильно рассыпанные по лицу. Еще совсем недавно, до фронта, она считала веснушки самым большим несчастьем в своей жизни. А теперь и думать о них забыла.

…Наступила вторая ночь. Поток раненых не прекращался.

— Откуда вы, уважаемые товарищи? — спрашивал Рыбин.

— Мы — на огонек, — отвечали раненые.

Как выяснилось, Хихля среди трофеев отыскал фонарь, зажег его и повесил на воткнутую в землю указку.

Только к исходу вторых суток медсанвзвод сумел закончить работу. Переутомленные люди, как только влезли в машины, сразу улеглись, где пришлось, и заснули мертвым сном.

IX

Фашисты засели на северо-западной окраине Старо-Място, в старинной помещичьей усадьбе.

Отступать им было некуда. Сопротивлялись они с диким отчаянием…

Комбриг, находящийся на НП, потребовал к себе Филиппова. У Филиппова екнуло сердце — встреча не сулила ничего приятного. Медсанвзвод отстал. Машин для эвакуации раненых по-прежнему нет.

«Как я посмотрю в глаза комбригу? Что скажу? — думал Филиппов. — А что я должен говорить? Разве он вызывает меня для разговоров? Конечно, нет. Он человек деловой, не то что я — размазня. Он или поможет, или снимет меня с должности». От этой мысли Филиппову еще больше стало не по себе. «Не повернуть ли назад? — пришло ему в голову. — Быть может, оттянуть время и придумать что-нибудь спасающее?»