Солдаты без оружия

Послышался знакомый голос. Появился комбат. Он быстренько обошел всех раненых, о чем-то переговорил с Галиной Михайловной и поспешно уехал. Тарахтенье мотоцикла долго держалось в ночи, словно это был не звук машины, а тихое погромыхивание тучки, повисшей над лесом. И снова они остались одни. И опять в палатке водворилась тишина. То есть не совсем тишина: слышалось неровное дыхание, покашливание, бормотание, но это были звуки, к которым Настенька привыкла и которых не замечала. Впрочем, что-то нарушилось, каких-то звуков не хватало. Настенька не успела разобраться в том, чего именно недостает, услышала шепот:

— Ангелочек, подойди, ежели можешь. Ангелочек.

«Бредит, что ли?» — подумала она и поглядела через плечо.

Ее манил к себе Яков Федорович. Настенька хотела сказать, что занята, что у нее индивидуальный пост и покидать его она не имеет права, но он настаивал, и она подошла.

— Что, Яков Федорович? Почему вы зовете меня ангелочком?

— И то верно. Беленькая… И нас это… С того самого света…

— Усните, Яков Федорович. Ус… — И тут ее резанула догадка: не слышно дыхания Хабибуло!

Она резко обернулась. Хабибуло лежал неподвижно, закинув голову, правая рука повисла чуть не до самой земли.

— Санитар, поправьте, — сказала она как можно спокойнее, стараясь не выдать своей догадки и сама еще не желая верить в нее.

— Мабуть, спит, — отозвался Нехай, подходя к Хабибуло и беря его за руку. — О, ни-и. Вже вмер.

Он произнес это ровным голосом, как будто «вмер» было обычным состоянием человека.

Настенька бросилась в задний тамбур, где отдыхала Галина Михайловна.

Галина Михайловна вскочила, словно и не спала, на ходу надела халат и на виду у Настеньки вся подобралась, подтянулась и несуетливым шагом вышла к раненым.

От движения пламя плошек качнулось. Тени метнулись по углам, и Настеньке вновь показалось, что кто-то скрылся от их глаз. Ей представилось, что этот  к т о - т о  и приносит им несчастье. На мгновение ей сделалось жутко, и она едва удержалась, чтобы не схватиться за Галину Михайловну…

Когда Хабибуло вынесли из палатки, Яков Федорович начал сокрушаться:

— Ну что же это, а? Он, значит, предчувствие имел, адрес-то предлагал. А я-то…

— А вы, — строго произнесла Галина Михайловна, — силы должны беречь.

— Нет, как же… Это ж… Ведь грех-то какой.

— Не терзайтесь, — смягчилась Галина Михайловна. — Не от нас зависит. А написать — мы напишем. Адрес у нас есть.

Настенька опять сидела у танкиста. Теперь она спать не могла. Ее возбуждала мысль: «Не прозевать. Не проворонить». И хотя к смерти Хабибуло она не была причастна и никто из них не был причастен, все-таки ей казалось, что они просмотрели. Вот эти тени, что скачут по углам, пользуясь их отсутствием, подобрались к солдату и унесли его.

«Но я не допущу, не допущу», — твердила она и украдкой озиралась по сторонам.

Танкист все так же лежал, закрыв глаза. На лбу снова выступили капельки пота. Настенька осторожно промокнула их марлевым тампоном.

— Умер Хабибуло? — неожиданно спросил танкист.

— Его перенесли в другую палатку, — солгала Настенька.

— Под звездочку, — после долгой паузы произнес танкист.

Настенька была поражена тем,-что он все, оказывается, чувствует и понимает, хотя вроде бы спит и не открывает глаза.

«Нет, нет. Не допущу, не допущу», — продолжала твердить она.

На улице кто-то загукал, и Настенька вздрогнула, напугавшись этого неизвестного звука.

— Филин, — отозвался танкист.

«Да спит он или нет? — взволновалась Настенька. — Быть может, это перед смертью он так все улавливает? Нет, нет, не допущу».

— Пора, — тихо проговорила Галина Михайловна, неслышно подходя к Настеньке, протянула шприц.

Настенька сделала укол танкисту и опять уселась на свое место. Танкист дышал прерывисто, то вздыхал, то затаивался, то совсем замирал. Настенька все прислушивалась к его дыханию. Раза два испуганно наклонялась к самым губам и, ощутив теплоту на щеке, сдерживала вздох облегчения и занимала свою позицию.

Ночь тянулась бесконечно. Неподвижность была мучительна. Настеньку снова стало клонить ко сну, и она вновь прибегла к своему способу — достала из кармашка булавку.

Она все-таки задремала и вздрогнула от сонного испуга: показалось, танкист не дышит. Резко пригнулась к его губам, почувствовала теплоту на щеке и стук своего сердца.

— Ну что же это? — не удержалась она, оторвавшись от больного и подходя к Галине Михайловне.

— Ждать немного осталось. Комбат привезет госпиталь.

ППГ прибыл неожиданно. Появились новые люди, новые лица. Тени заметались по палатке. Настенька уже не пугалась их.

Она как-то вдруг обессилела, от всего отупела. Ни о чем не думала. Одна мысль держалась в переутомленном сознании: «Не допустила. Он дышит».

Настенька вышла на свежий воздух, несколько раз глубоко вздохнула и, прижавшись к сосне, беззвучно заплакала.

XXIII