Солдаты милосердия

Снова несколько часов проторчали на станции. Вдруг видим: в хвосте у проходящего товарного вагона мотается наш вагончик. На полу, в дверях, свесив ноги из вагона, сидит санитар и удивленно смотрит на нас: почему мы здесь оказались. Наверное, предполагал, что мы давно на месте. А мы с досадой подумали о том, что теперь-то, быть может, его доставят раньше, чем доберемся мы. Но вагон с госпитальным имуществом, как узнали, прибыл в Бровары только через три недели.

Начался дождь. Мы промокли и промерзли. Недобрым словом вспомнили капитана Михайлова. Он, наверное, не в первый раз сопровождал санитарный эшелон и знал, что вагон будет трястись долго. Потому мог бы посодействовать, чтобы медсестры вернулись поскорей. Мог бы взять нас с собой или помочь уехать с попутными эшелонами. Все мог, но почему-то ничего не предпринял. Может, хотел, чтобы мы отдохнули после напряженной поездки? Да кто его знает, о чем думал он, только мы желаем поскорей вернуться, а не отсиживаться сутками на станциях.

Еще встречаем прибывающий воинский. Наконец, после убедительной просьбы, капитан, оказавшийся командиром артиллерийской части, сказал:

— Не положено, девчата, но беру под свою ответственность — в штабной вагон.

— Нам все равно куда, лишь бы уехать, — обрадовалась Лашук.

В штабном вагоне оказались десять мужчин и одна женщина — врач части. И, как ни странно, все были в звании капитана, в том числе и женщина-врач.

Здесь, как и в нашем штабном, посередине стояла металлическая печка, в которой весело потрескивали дрова.

— Как у вас жарко, — сказала Валя.

— Это вам так кажется, потому что вы намерзлись и сразу в тепло, — пояснил первый капитан, командир части.

— Почему без шинелей? — спросил второй капитан, подкладывая в печь поленья.

— Когда уезжали, было тепло. Сказали: лишнее не брать, потому что скоро должны вернуться. А мы вперед восемь, да на обратном пути четверо суток.

— Да, невеселая история. Но с шинелью солдат никогда не должен расставаться. Запомните!

Мы не признались, что у нас нет шинелей, а бушлаты, как зимнее обмундирование, хранятся на складе.

— Товарищ капитан, нас интересует, где вы нас высадите? — спрашивает старшая, обращаясь к командиру.

— В Бровары вам, говорите? Вот туда и доставим.

— Спасибо.

Теперь мы спокойны и уверены, что скоро догоним своих.

Обитатели вагона были заняты своими делами. Кто читал, кто писал. Кто подшивал подворотничок, а кто начищал пуговицы. Капитаны, встретившие нас, стали хлопотать у печки. Один раскрывал банки с мясной тушенкой и выкладывал содержимое на противень, поставленный на печь, другой, поворошив дрова, принес добрый десяток яиц и начал разбивать и заливать ими уже разогревшееся мясо.

— Присаживайтесь. Будьте, как дома, — пригласил второй капитан, переставляя противень на маленький столик, вокруг которого стояли тоже маленькие походные табуреточки.

— По-ско-рей, по-ско-рей! — продолжают отстукивать колеса.

УРА, КИЕВ СВОБОДЕН!

Вот и Бровары. Привычная прифронтовая обстановка. Бои идут на подступах к Днепру.

Валя Лашук, старшая по группе, доложила подполковнику Ерофееву о выполнении задания, рассказав и о дорожных приключениях.

— Огромное спасибо, девчата, за помощь, — поблагодарил подполковник. — Спрашиваете, где находятся ваши? Не могу назвать, где обосновалось хозяйство майора Темкина, поэтому советую отправиться в сануправление, в местечко Н. Там и узнаете все, что вас интересует. Пока идите отдыхайте. Вот тот соседний дом в вашем распоряжении.

Во дворе стоял недостроенный двухэтажный домик. Осмотрели. Полы покрыты толстым слоем пыли. Лежит битый кирпич от развороченных печей, и всюду валяются осколки оконного стекла. Крыши и потолка на верхнем этаже в двух смежных комнатах не было. Очевидно, тоже снесло снарядом, как у той школы, близ села Чернянка в Курской области. В застекленных когда-то окнах не осталось на месте и маленького стеклышка.

Для благоустройства «гостиницы», кроме доски длиной около двух метров, ничего поблизости не оказалось.

— И эта сойдет! — согласились девчата.

Сели на доску рядком, поставили перед собой походные мешки и склонили на них свои головушки.

Очнулись от свиста бомбы. Раздался взрыв, второй… С потолка посыпался мусор. Пыль залепила глаза.

— Никакого покоя, — ворчит Шура, устраиваясь поудобней.

Самолет снова делает разворот, и опять засвистели бомбы.

— Девчонки, выйдем, пожалуй. Дом разнесет — не выберемся. Я за вас в ответе все же, — произносит Валя.

Во дворе оказалось множество народу. Все о чем-то оживленно говорили, что-то обсуждали, посматривая на дорогу, ведущую на Киев, и на небо — в зареве, на лес, откуда доносился непрерывный грохот орудий.

Мы удивились тому, как светло стало на улице, несмотря на поздний час, словно над нами повесили светильник, хотя и тускловатый, но огромной величины.

Из разговоров поняли, что наши войска форсировали Днепр, что бои идут за Киев, что он объят огнем, потому горит и небо, потому светло и на земле.

Горящее небо, дрожащая под ногами земля давали представление о том, что происходило там, за Днепром.