Струсила ли она или просто не захотела учиться — я ее не осуждала. Но меня поразил другой ее поступок. Был у нее хороший и верный друг Андрей. Казалось, она очень его любила. Проводив добровольцем на фронт, плакала дни и ночи.
В первом же бою, при защите Москвы, он был ранен в ногу, которую впоследствии ампутировали. Он долго пролежал в тыловых госпиталях, все время переписываясь с Валей. Сообщил ей о том, что стал инвалидом. Просил прекратить переписку. Но Валя по-прежнему отвечала, что любит и ждет.
На его родине, под Псковом, дом и все село были сожжены оккупантами, а жители, в том числе и его родители, расстреляны. И перед выпиской из госпиталя города Ташкента у него возник вопрос — куда ехать? На отосланную телеграмму с вопросом «Как быть?» Валя ответила: «Жду!»
Четыре долгих часа просидел он на станции в ожидании любимой девушки, но она на встречу с ним не пришла. Раздумала.
Размышляя о Валином поступке, презирая ее, я думала, что так не должно быть между Надей и ее Сашей. Они вместе прошли трудные испытания в жизни, видели горе и человеческие муки, смерть товарищей. Саша видел, как страдала его любимая, и почему она страдала — он понимал. Чувствовалось, что расстаться с ней навсегда он не может.
Мы с Машей продолжали работать в этом отделении вторую неделю без смены. Работы хватало на круглые сутки. В хате все та же теснота. Посидеть негде. Если только на окне, к которому надо протискиваться между носилками. Это же место использовали для отдыха и в ночное время. Поочередно садились и дремали, прислонившись к косяку. А когда в одну из ночей умер больной, мы переставили его с носилками на пол, у входа в хату, а на освободившееся место положили другие носилки. Уж очень мы были тогда уставшие.
— Маша, займи место часика на два. Потом я…
А утром больные удивлялись:
— Доченьки, как это вы так можете?!
— Знали бы ваши матери, чем вы тут занимаетесь, со страху бы умерли.
— Вам надо на маминой ручке еще спать, а вы ложитесь рядом с покойником, да еще на его место…
— Мы уже привыкли. Не боимся. А мамам потом расскажем обо всем, и они поймут нас.
Провожали одних в улучшенном состоянии и встречали других, кого надо еще выхаживать. Настала пора и для Нади, когда можно было ее для дальнейшего лечения эвакуировать в тыл. При расставании она с горечью произнесла:
— Столько пройдено, а до победы не дошла!
— Ничего, Надюша, не горюй. Дойдут другие и все сделают за тебя. А ты держись молодцом, и все будет хорошо…
Мы с ней долго переписывались. Она из тылового госпиталя сообщала, что дела идут на поправку, что приезжала к ней мама и что на несколько дней обещал приехать Саша…
В зрительном зале кинотеатра, на сцене, во всех подсобных помещениях лежат послеоперационные. Раненных в живот больше, и они заполнили зрительный зал. Раненных в грудную клетку разместили на сцене, за занавесом.
За такими больными мне часто приходилось ухаживать. Суток трое после операции им бывает очень тяжело. Первых, кроме болей, мучит вздутие кишечника и жажда. А пить нельзя. У больных после операции на легком от его отека — сильнейшая одышка.
А как мы радовались, когда у послеоперационных больных проходили все острые явления и дела шли на поправку!
Как всегда, первые признаки улучшения состояния — это хорошее настроение, шутки. Вот иной раз и думалось, что была бы за жизнь без шуток и юмора?!
Лежащие здесь уже начинали шутить, но смеяться тем и другим было еще трудновато. Но некоторым уже надоело быть серьезными. Чуть почувствовали силу, начинали доводить до смеха тех, кому еще не так весело — болели послеоперационные раны. Приходилось унимать расхрабрившихся весельчаков, чтобы не нагнали температуру себе и другим.
Здесь в особом уходе нуждались двое с проникающими ранениями в легкие — Градов и Четвериков, лежащие на сцене. Задыхались. У них в большом количестве не раз откачивали плевральную жидкость. Долго держались температура до сорока и выше. Вообще они еле дышали и, несмотря на это, считались самыми озорными на весь кинотеатр.
— О, новенькая сестричка пришла. Давайте знакомиться, — встретили меня веселыми восклицаниями.
Прошло несколько дней, а температура у ребят не снижалась. Особенно Градову ночами было тяжело, А днем опять приходилось ругать, усмирять его.
— Тогда мы песни будем петь, — заявил Градов. И запел:
— Хорошо, что у вас проявилось чувство любви, дорогие мои, только ведь это безобразие, а не любовь при такой температуре! — шучу над ними.
— Я вот думаю, сестренка, если собью температуру, меня тут же — на эвакуацию. А мне так не хочется расставаться с вами, — шутит и Градов.
— Ничего не поделаешь, товарищи влюбленные. К сожалению, еще долго придется влюбляться и расставаться — до конца войны. А когда победим — влюбимся и тогда уже навсегда. Пока давайте мерить температуру и принимать лекарства.