Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)

Без благоволения «Веранды» так и останешься в посудомойках. А те, кому не нравится, могли ехать в село в Саратовскую область к маме и навсегда забыть о военторге и лейтенанте, которого «Веранда», при хорошем поведении, могла и сосватать.

Когда я все это узнал, то изложил в рапорте начальнику политотдела. Надо сказать, что мы с ним были коллегами, изучали гниль общества изнутри. Он, как и все политработники, был антисоветчиком, но долг превыше всего… И исключил меня из партии.

– Таким, как ты, в партии не место.

Его поражало, что я входил во все подобные сомнительные компании и обо всем знал куда больше, чем Особый отдел. Например, говорю ему:

– Я даже знаю, что на свадьбу Вашей дочери привезли две канистры спирта, а Лихнович одну разбавил. Посмотрите сами, она внутри проржавела (канистра с разведенным спиртом ржавеет – Авт.).

Прочитав мой рапорт, он даже покраснел:

– Слушай, ты такое пишешь… Моя жена потом находит и читает. Лучше бы ты узнал, кто патроны на стрельбище ворует.

В знак доверия и он рассказал мне историю. Один капитан, изобличив жену в неверности, связал её и зашил срамные губы. Эту зверскую боль она испытала дважды. Второй раз – когда хирург в госпитале из мужской солидарности расшивал без наркоза.

Все пороки буржуазного общества не были чужды замкнутому миру космодрома. Ознакомившись с эротическими фильмами (по мере распространения видеомагнитофонов), я обнаружил, что наши люди и за железным занавесом занимались тем же. Прапорщик Ходон даже повесился на сексуальной почве – насмотрелся. Он точно был «того». Я за ним и раньше замечал, когда он орла завел на балконе.

«Эротический батальон», он же радиотехнический, – казарма в две комнаты, три солдата дежурят, три отдыхают. Они ничем не занимались, мы приходили туда оттянуться. У командира в служебном помещении стоял сейф. В нем – альбомы с фотографиями обнаженных женщин с 1956 по 1986 год. Мы насчитали несколько сот жертв его страсти. Сам он закончил свою карьеру преждевременно – не поделил с особистом семь килограммов спирта, и его уволили.

Прапорщик Воронцов любил, когда при нём трахали его жену.

Майор Синицын Иван Павлович, охотно отзывавшийся на «Иван Падлыч», мог изображать губами половые акты различной интенсивности. В курилке собиралась масса желающих, все слушали с упоением. Его очень уважали, он все умел, в том числе подражать голосам начальников. Когда из-за угла изображал командира полка, все разбегались.

Прапорщик Крашенинников сожительствовал сразу с бабкой шестидесяти пяти лет, её дочкой сорока пяти и внучкой шестнадцати лет. Поставили две кровати и спали вповалку. Обнаружил эту кровосмесительную связь майор Давлетов. Он был старшим в комиссии – делил пайки. Был въедлив и ему доверяли. Когда делил я, под кроватью почему-то оставались один-два ящика тушенки. Раз пропал мешок с чем-то, подозрение пало на нашего прапорщика. Жил он на первом этаже. Давлетов зашел к соседу, прошел через лоджию и затаился. Увидел свой мешок, пошел дальше, чтобы накрыть на горячем, и обомлел… Одна сосет, другой – он лижет, что делала третья – не помню. Но и этого ему было мало. Он ещё сожительствовал с бабкой, живущей этажом выше.

– Такой кайф, она уже и не шевелится!

Бабка его даже ревновала.

Капитан Кувелин (кличка Гнус) женился восемь раз, кончил тем, что перерезал себе вены.

Капитан бил жену. Та приходила жаловаться в штаб. Когда замполит задавал ему дежурный вопрос:

– Ну, почему вы бьёте свою жену?

Он отвечал:

– Да потому, что люблю.

Аргумент признавали веским.

Командир роты Бахур – сам питерский, из мореманов – начал «доставать» жену. Она – на балкон:

– Ещё шаг – и я прыгну!

– Так я тебе помогу!

Она небольшая такая была, Бахур схватил её за руки и сбросил. Посмотрел, как падает. Вызвал «скорую помощь». У жены – перелом позвоночника. Из Ленинграда приехал тесть, тоже моряк, собирался научить жизни. Бахур схватил кортик – у него дома висел над ковром. Хорошо, что жил на втором этаже – тесть спрыгнул следом за дочерью. «Боба» патруль поймал уже у Дома офицеров. Я с ним год служил, вообще мужик был остервеневший. Когда его жена загремела в больницу, Боря купил курицу лет восьми отроду и отдал братьям-«бацильникам» – известным кулинарам. Те – дипломированные повара – так её зажарили, что когда Боря принес эту курицу жене, та натолкла его ею по физиономии. Зажили душа в душу.

Рядовой Яшин (потом он стал прапорщиком) на «гражданке» вместе с отчимом сожительствовал с сестрами. У вотяков это не грех.

– А чего я буду из дома уходить?

У них по двенадцать-пятнадцать детей в семье, «папаня от водки помре». Он же склонял к сожительству и солдат. Был в роте один солдат, «Машка». Отдавался за деньги, за сеанс однополой любви – трёшка. В караул он шёл нарасхват, фигурка у него была женственная. Я его вычислил по тому, как он переходил из смены в смену – заступали на неделю, попробуй собаку трахнуть – она покусает, овцу ещё можно затащить… Снисходя к положению солдат, я его особенно не гонял. Начштаба достал:

– Позор, надо его убрать.

– Пускай, нравится человеку.