Солдат можно опускать, как угодно, кроме двух вещей: жрать, когда они голодны, и трахать баб, когда им не достается. Как-то на глазах солдат срочной службы я затащил в комендатуру одну «чипчиху» (продавщицу из «чипха» — солдатской чайной). Ничего не было, но в глазах солдат я прочитал такую злобу, что больше не рисковал этого делать. Если бы тогда довелось идти в атаку, они бы меня точно пристрелили. А ведь были офицеры, умудрявшиеся тайком трескать шоколад, пока солдаты не распотрошат их тревожные чемоданы. А если трое солдат что-нибудь украдут, найти уже невозможно. Пустят по кругу — кивают друг на друга. Поэтому, я сразу отдавал свою пайку на «общак».
Начштаба в меня графином кидал, я уворачивался, графин об сейф, карта с оперативной обстановкой тушью стекла.
— А я вам хрен писаря дам!
Наконец, мое терпение иссякло, на горизонте замаячила комендатура. А если «Кар» — Женя Малыгин — станет комендантом?
— Я что, ротным умирать буду?
— Ну нет должностей!
Должность я себе нашел, а вот рота пропала. Солдаты поняли слабину, распустились. Жена:
— Или рота, или я.
Начал Женя попивать и кончил, как остальные: спился и попал в ПСО к Логвинову. Вышел оттуда со справкой «хронический алкоголик» и мог не напрягаясь дослуживать в одном из испытательных подразделений. Сохранил за собой все права и льготы, кроме одной — получать спирт.
Верстание в солдаты
В советское время отлов рекрутов производился два раза в год и назывался почётной обязанностью граждан. Как, впрочем, и сейчас на Украине. Механизм отлова был предельно прост: кто не мог откупиться, шёл служить. Тогда, при избытке призывного контингента, освобождение от призыва стоило недорого. Из воинских частей во все концы необъятной Родины в военкоматы направлялись команды по отбору призывников. Первыми имели право набирать пограничные войска. Туда брали лучших, чтобы не перебежали к врагу. Потом набирали во внутренние войска МВД СРСР, чтобы стерегли врагов государства. Дальше гребли всех подряд. В танковые войска мог попасть солдат под два метра ростом, а на флот — метр с кепкой.
В состав команды по отбору входили пять человек, как правило, непричастные (не имеющие личного состава). Кроме того, с собой брали врача. Польза от него была одна — если кто подцепит триппер, вылечит без огласки. Команда начинала пьянствовать, как только садилась в поезд, и так — до места назначения.
Прибыли в Ульяновск. Там не по талонам только куриные ножки. Старшим группы был подполковник Хабаров, к слову — ни одного дня не носил ботинок, только сапоги, сам шил форму и полевую сумку:
— Она на моём теле, как портмоне.
И вот этот красавец показал нам пример:
— Найти блядей, чтобы выжить и сэкономить командировочные.
Чем хороши посудомойки: вкусно кормят, и на них жениться не надо. Я сгоряча снял бабу — работала в военкомате, кормила плохо, но всё же… Отец — начальник плодоовощной базы, но там из съестного — только грибы. Я за месяц охлял. Да ещё по ошибке поселился в номере «Люкс», ключи-то одинаковые. Там было неплохо, пока не подселили ко мне одного капитана со значком «отличник связист» на застиранном кителе. Привел я в гостиницу Костю Васильева — нашего полкового кассира. Он в то время заканчивал финансовое училище. Упились, как положено. Мы пьём, а капитан отвернулся к стене, сволочь, и лежит, сославшись на язву. Костя начал примерять его китель:
— Товарищ прапорщик, это мой.
— Нет мой, я тоже хочу побыть капитаном.
Я ему:
— Костя, это же не твой, брось.
Мы тогда пропили пятьдесят рублей — большие деньги по тем временам, а для нас и последние. Я через два дня уехал, а Костя остался учиться без копейки. Присылает телеграмму прямо в часть: «Вышли телеграфом 50 рублей, а то пропаду». Пришлось выслать.
Отбор носил сугубо формальный характер: списки отобранных тасовались как карты при шулерской игр. Сверяешь списки — половины уже нет — кому-то отдали. Начинаешь отбирать заново. В конце концов это надоедает, начинаешь соглашаться со всем. А если упрёшься, следует предельно простой ответ: этого в списках нет, потому что находится под следствием. В конце концов в РВСН попадали и «энурезы» и «психические». Утешало одно: другим доставались такие же.