Как уже отмечалось, aquila легиона и signa его подразделений, как и его номер, название, особые эмблемы[1244]
, почетные наименования и награды[1245], прежде всего выражали индивидуальность данной части и ее подразделений, свидетельствуя об их боевом пути. Без этих атрибутов легион как таковой не мог существовать. Так, например, флотский легион, созданный Нероном из моряков и затем распущенный Гальбой, прежде всего потребовал у императора орла и знамен (Suet. Galba. 12. 2; Plut. Galba. 15). Вспомним также, что в конце республики – начале принципата демобилизуемые и выводимые в колонии легионы сохраняли свои знамена[1246]. Утрата легионом знамен, как известно, обычно влекла за собой его расформирование[1247]. Особое отношение в римской армии к знаменам, вероятно, связано с их важной оперативно-тактической ролью: в качестве незвуковых сигналов – muta signa (Veget. III. 5) они служили для управления и согласования действий войсковых подразделений в бою и на марше. Умение следовать за знаменами и знать свое место в строю (Liv. XXIII. 35. 6: signa sequi et in acie cognoscere ordines; ср.: XXX. 35. 6) относилось к тем основам военного дела, которым в первую очередь обучали новобранцев, ибо подчинение указаниям знамен и других сигналов было важнейшим условием успеха в бою (Veget. III. 8; Isid. Etym. XVIII. 3. 1 и 5). Особое внимание римских воинов к такого рода сигналам, делавшее войско в бою подобным единому телу, подчеркивал Иосиф Флавий (B. Iud. III. 5. 7). Несомненно, по мере усложнения структуры и тактики римской армии этот компонент военной науки приобретал все большее значение[1248].По всей видимости, в сознании солдат знамена неразрывно связывались с понятиями воинского долга и дисциплины. Насколько глубокой была эта связь показывает эпизод, сообщаемый Тацитом (Ann. I. 38). Когда вексилларии взбунтовавшихся германских легионов хотели было расправиться с префектом лагеря Манием Эннием, тот выхватил знамя (в данном случае vexillum, вымпел небольшого подразделения) и понес его по направлению к Рейну, крича, что тот, кто покинет ряды, будет числиться дезертиром; в результате мятежные воины вернулись в лагерь, не осмелившись осуществить свой замысел. В связи с данным эпизодом можно обратить внимание на свидетельство Дионисия Галикарнасского (Ant. Rom. X. 18. 2; ср.: VI. 45. 1; XI. 43. 2) о том, что воины, принося присягу, клялись следовать за военачальником и не покидать знамен (μητ᾽ ἀπολείψαι τὰ σημεῖα)[1249]
. Хотя Дионисий пишет о древних временах и не дает аутентичной формулы присяги, его упоминание о знаменах в данном контексте едва ли случайно[1250]. Так же неслучайно Ливий (XXVI. 48. 12) вместе со святостью присяги (religio sacramenti) упоминает знамена и орла, а Валерий Максим (VI. 1. 16) в одном ряду называет signa militaria, sacratae aquilae et severa castrorum disciplina. Возможно, именно через связь с присягой, которая у римлян, как мы уже отмечали, всегда была актом религиозного характера, оставление знамен было не только нарушением моральных и правовых предписаний воинского долга, но и преступлением против богов – nefas.