Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Когда после соответствующих приготовлений и ритуалов римские граждане пересекали, выступая в военный поход, священную границу Рима, pomerium, в пределах которой вооруженному войску категорически запрещалось находиться (Gell. XV. 27), они превращались в воинов, чья миссия определялась правом войны, была связана с насилием, убийствами, кровью, и попадали в иное пространство и под покровительство других божеств, лишались части своих гражданских прав[471]. Для возвращения воинов в прежнее мирное состояние требовалось проведение соответствующих очистительных обрядов, которые, как и обряды и сезонные военные празднества, предшествовавшие выступлению в поход, посвящались главным образом Марсу[472](а также другим богам, в том числе, вероятно, и Янусу[473]). Все эти обряды, справлявшиеся различными жреческими коллегиями (в первую очередь салиями[474]), могут быть отнесены к так называемым обрядам перехода[475]. С характерно римским консерватизмом они сохранялись и в конце республики, и даже в императорское время, оставаясь, очевидно, понятными для большинства римлян[476], хотя, скорее всего, и приобрели со временем рутинный характер[477]. Exempli gratia, можно указать на отмеченное в Feriale Duranum (P. Dur. 54, 19–20) празднование дня 1 марта, посвященного Марсу Победителю. Люстрационный обряд с принесением в жертву Марсу свиньи, овцы и быка (suovetavrilia), введенный, согласно традиции, еще Сервием Туллием при проведении первого ценза (Liv. I. 44. 2; Dion. Hal. Ant. Rom. IV. 22. 1–2), в эпоху империи, судя по свидетельству литературных и изобразительных источников, совершался так же, как и в древнейшие времена[478]. Примечательно в этом плане и свидетельство о том, что Марк Аврелий в юности входил в коллегию салиев и очень гордился тем, что сумел сам выучить все сакральные формулы и жесты (SHA.M. Aur. 4. 4).

С точки зрения сакрального права, войско конституировалось как таковое через религиозный по своей сути акт принесения воинской присяги (sacramentum militiae), который и превращал гражданина в воина, ставя его в особые отношения с носителем империя и богами[479]. И такое понимание воинской присяги сохранялось в эпоху империи. Есть все основания утверждать, что соответствующие сакрально-обрядовые установления, составлявшие стержень взаимоотношений общины и войска, будучи дополнены уже собственно правовыми формулами, создававшими связь воина с государством, оказались пролонгированы в новые социально-политические условия не только в раннереспубликанское время[480], но и гораздо позже. Можно согласиться поэтому с выводом Ж. Вендран-Вуайе, что древние религиозные традиции, лежащие в основе римской концепции военной деятельности, признавались и уважались Августом и его преемниками[481]. Как мы попытаемся показать далее (глава V), в императорскую эпоху армия в значительной степени обособляется от остального общества и в социальном плане, и в пространственном, и в функциональном. Такое обособление можно, наверное, признать логическим завершением тех интенций, которые в своего рода эмбриональном состоянии обнаруживаются в более ранние периоды, но оно отнюдь не означало исчезновения древних традиций во внутренней жизни воинского сообщества.