Институциализируя профессиональную армию, Август и его преемники опирались на это традиционное римское отношение и в то же время вовсе не отказывались от принципа комплектования легионов гражданами. Сочетание принципа «гражданин – солдат» с профессиональным характером армии можно отнести к бесспорным достижениям военной реформы Августа. Основатель принципата, вероятно, вполне отдавал себе отчет, что без этого принципа армия легко превратится в наемное войско, которое всегда будет источником повышенной угрозы для власти принцепса. Конечно, и в годы правления Августа, и в последующие периоды истории империи неоднократно возникали ситуации, когда не приходилось проявлять особую разборчивость при наборе войсковых контингентов, когда среди граждан преобладали sacramenti metus и trepedatio dilectus, когда лояльность войск императоры вынуждены были приобретать откровенным подкупом. Вполне вероятно, что картину проведения вербовки в армию, близкую к реальности, дает то пародийное описание, которое мы находим на страницах романа Апулея в рассуждениях предводителей разбойников[568]
. Однако лейтмотивом политики рекрутирования в эпоху ранней империи оставалась ориентация на гражданский статус легионов, составлявших основу вооруженных сил, и, соответственно, на высокий уровень моральных требований, предъявляемых к воинам. Другое дело, что в условиях мировой державы римские легионеры были не просто гражданами города Рима, но географически обширной Res publica, служба которой была и службой императору[569]. Представляется, что к рассмотренной дихотомии «гражданин – солдат» полностью приложим вывод Клода Николе: при империи «и в праве, и в действительности как фикция и как реальность продолжали существовать слова и институты общины. Настолько, что римское государство, начиная с периода империи, будет всегда оставаться достаточно отличным от монархических, бюрократических и территориальных государств современной Европы»[570]. Не менее верным, в свете проведенного анализа, представляется и заключения К. Крафта, который подчеркивал в свое время, что Римская империя стала разваливаться тогда, когда солдаты на своей службе перестали чувствовать себя римскими гражданами[571]. Это значит, что императорская армия сохраняла важные полисно-республиканские традиции не только в качестве идеальной нормы, но и в качестве практических установок, закрепляемых правом. Несмотря на неизбежную трансформацию в новых исторических условиях, эти традиции обеспечивали достаточно эффективное функционирование военной организации принципата и, как мы увидим далее, особую политическую роль армии.Глава V
Армия как социальный организм: «вооруженный город» и «военное сословие»
Как показал анализ литературной традиции в главе III, постоянная профессиональная армия в общественном мнении воспринималась как некий обособленный мир, особая социально-политическая сила, все более отчуждающаяся от «цивильного» общества и противостоящая традиционным элементам социальной структуры. Неудивительно поэтому появление в поздних источниках понятия corpus militare, «военное сословие, военная корпорация» (SHA. Max. duo. 8. 1; Eutrop. IX. 1. 1)[572]
. Это понятие, в отличие от терминов exercitus или militia, указывает, по всей видимости, не столько на функциональную, сколько на специфическую социальную и политическую сущность армии. Такое ее восприятие, несомненно, отражает реальный процесс отчуждения армии от общества, который был прямым следствием профессионализации военной деятельности в условиях развития римской экспансии и кризиса полисно-республиканских устоев, в частности распада триады «гражданин – собственник – воин»[573].