Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Однако корпоративная сплоченность и солидарность военных довольно часто оборачивались настоящей круговой порукой – тем, что Тацит с явно негативным акцентом называет в одном месте consensus multitudinis (Hist. IV. 46. 4). Эта черта с особенной резкостью проявлялась во время солдатских мятежей и волнений, когда нормы дисциплины и субординации отбрасывались и солдатская масса превращалась в неуправляемую, легко внушаемую, неустойчивую толпу, чье поведение определялось кучкой демагогов или импульсивными действиями большинства. В подобного рода критических ситуациях солдатская масса, отстаивающая свои кровные интересы, способна была выступать с поразительным единодушием и твердостью, как например, во время мятежа германских легионов в 14 г. н. э. (Tac. Ann. I. 32. 3). Солдаты хорошо сознавали свое корпоративное единство и полагались в трудную минуту на поддержку соратников. Так, арестованные Блезом активные зачинщики мятежа стали призывать на помощь то поименно своих товарищей, то свою центурию, когорту, легион и добились в результате, что сбежавшиеся отовсюду воины их освободили и спрятали (Tac. Ann. I. 21). Военное начальство прекрасно понимало, что лучшим средством сохранить в подобных ситуациях повиновение солдат было внести в их ряды раскол и не допустить объединения отдельных частей (Tac. Ann. I. 28; 49; Hist. I. 9).

Круговая порука, как оборотная сторона солдатского товарищества и солидарности, характерна для поведения военных людей и в обыденной мирной жизни, особенно в конфликтах с гражданскими лицами. Довольно типичной является, надо полагать, описываемая Ювеналом ситуация, когда при разборе дела о нанесении воином обиды штатскому человеку (а такие дела рассматривались по существовавшему обычаю судьями из военных чинов и в самом лагере) сослуживцы ответчика все как один давали показания в пользу своего товарища (Sat. XVI. 15–22)[698]. Аналогичная ситуация возникает и в романе Апулея (Met. IX. 41). После того как незадачливый легионер, попытавшийся отобрать у крестьянина осла, лишился оружия, он, опасаясь ответственности, скрылся в казармах с помощью своих товарищей, которые, чтобы расквитаться с обидчиком, сделали ложное заявление властям. О том, насколько остро реагировали солдаты, в случае если что-то угрожало их товарищу, может свидетельствовать и следующий эпизод. Когда Октавиан в театре заметил солдата, сидевшего на месте, предназначенном для всадников, и приказал его вывести, солдаты, поверившие слуху о том, что этот солдат был тут же казнен, страшно возмутились и, толпой окружив тримвира, едва не убили его (Suet. Aug. 14; App. B.С. V. 15).

Корпоративность воинского сообщества, по всей видимости, с наибольшей силой проявлялась на уровне легиона[699]. По мнению большинства исследователей, такая корпоративность стала одним из следствий реформ Гая Мария, когда каждый легион получил орла как символ своего единства[700]. Позже легионы получили постоянный номер, название и особые эмблемы[701]. Эти атрибуты, хотя и менялись с течением времени, у многих легионов сохранились со времен Августа до позднеримского периода. Хотя происхождение и символическое значение некоторых легионных эмблем (среди которых были и знаки зодиака, кентавр, кабан, слон и другие животные) остается неясным, нельзя не согласиться с Ш. Ренелем, который связывал их разнообразие с прогрессом военной децентрализации и стремлением каждого легиона развивать собственную индивидуальность[702]. Особые традиции, которые формировались не одно десятилетие, собственная история и боевой путь, особенности комплектования и условий службы – все это придавало каждому легиону неповторимую индивидуальность. Наличие такой индивидуальности и четко выраженной репутации у отдельных легионов отмечается уже в войске Цезаря во время Галльской войны (например, B. Gall. VIII. 8. 2; cp. также: Tac. Hist. II. 11. 1)[703]. Этой индивидуальностью, вероятно, во многом объясняется различие в поведении и настроениях разных легионов в тех или иных ситуациях, как например, во время принесения присяги Гальбе (Tac. Hist. I. 55. 1: diversitas animorum). Эту индивидуальность учитывали военачальники, по-особому обращаясь к каждому легиону перед сражением, напоминая о его традициях и славной истории (Caes. B. Gall. II. 21. 2 sqq.; Tac. Ann. I. 42. 3; Hist. III. 24; V. 16. 2–3)[704].