Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Культурный багаж с точки зрения выживания в определенных случаях может стать тяжелым, а иногда и смертельным. Опасность, связанная с нарушениями предписаний символического, традиционного, статусного или приказного характера, может быть настолько тяжелой, что действующие лица в перспективе не видят для себя никаких возможностей, кроме смерти. Таким образом, люди становятся пленниками собственных способов выживания.

Обычные культурные связи и само собой разумеющиеся культурные обязательства образуют большую часть относительных рамок поведения. Это, очевидно, — сама культурная форма жизни, которая исключает замечание определенных вещей или изменение вредных обычаев. Поэтому при взгляде извне кажется часто совершенно неразумным то, что с точки зрения действующих лиц изнутри представляется понятной разумностью самого высокого качества. При этом пример с викингами показывает, что культурные связи состоят не только в том, что знают члены определенной культуры, но прежде всего в том, чего они не знают.

Незнание

Пример еврейского шестнадцатилетнего мальчика Пауля Штейнберга, на которого во Франции донесла соседка, после чего он был депортирован в Аушвиц, демонстрирует возможное действие «незнания». Так, Штейнберга в Аушвице заставили обратить внимание на фатальные пробелы в его относительных рамках. А именно, в душе с ним произошло следующее:

«Как ты здесь оказался?» — спросил скорняк из Фабур-Пуассона. Я смущенно посмотрел на него. Он показал пальцем на мой член. Позвал товарищей и крикнул: «Он же необрезанный!» Я слишком мало знал про обрезание и еврейскую религию вообще. Мой отец, по-видимому, из-за глупого стыда, не посвятил меня в связанную с этим тему. Я был и остаюсь единственным депортированным евреем из Франции и Наварры, который необрезанным попал в Аушвиц, не разыграв этот козырь. Группа вокруг меня разрасталась все больше, парни смеялись до полусмерти. В конце концов, один из них назвал меня последним дураком!» [14]

Пауль Штейнберг из-за культурного незнания не смог воспользоваться шансом на избавление. Для большинства других еврейских мужчин во времена нацизма наличие обрезания было равносильно смертельному признаку, и многие мучительно обдумывали, как скрыть этот опознавательный признак. На оккупированных территориях чаще всего евреев выявляли по обрезанному члену. И с этой точки зрения Штейнберг не разыграл свое решающее преимущество.

Таков пример фатального индивидуального незнания, которое одновременно в этом случае относится к главным относительным рамкам и связанным с ними интерпретациям и действиям. Поскольку то, что делают, зависит от того, что знают и чего не знают.

Это пример фатальности индивидуального незнания, что в равной мере принадлежит решающим в данном случае относительным рамкам и связанным с ними интерпретациями и действиями. В этом отношении то, что делают, зависит от того, что могут знать и чего знать не могут. Но не только поэтому исследование того, что люди знали на более ранний момент времени, является тяжелым предприятием. Так как история не воспринимается, она происходит, и только позднее историками устанавливается, какие из всего перечня происшествий «исторические», то есть те, которые каким-либо образом оказали значительное влияние на ход событий. В повседневной жизни медленные изменения социального и физического мира большинство не регистрирует, по-тому что восприятие постоянно перенастраивается на изменения своих окружающих миров. Психологи окружающей действительности называют этот феномен «shifting baselines» (переменными базисными линиями).

Примеры изменения коммуникационных привычек до радикального смещения нормативных стандартов во времена национал-социализма показывают, насколько действенны эти «переменные базисные линии». Складывается впечатление, что все в общем и целом остается неизменным, хотя фундаментальное изменилось.