Соленый клочок суши

– Хорошее животное, – сказал Баки, кивая на Мистера Твена. – Большинство четвероногих тут на острове лазают по деревьям, и у них раздвоенные языки. В любом случае, официально мы пока не открылись, так что на лошадиное дерьмо жаловаться пока некому.

– Спасибо тебе огромное, что пустил нас к себе.

– Ну, это не братская любовь, – отмахнулся Баки. – Кирк сказал мне, что ты не только моряк, но и рыбак из Вайоминга. Откуда ты?

– Хартэйк.

– А я из Симмонс-Крика.

– Я рыбачил там! – выпалил я, зная, что туда стекались любители удить на мушку со всего Запада. Они с радостью заплатили бы любые деньги, подарили свою почку или отдали первенца, лишь бы заполучить местечко на этом клочке холодной, чистой воды, когда выводятся ручейники.

– Да, там потрясающее местечко, но теперь ты в мире соли. Дай-ка я тебе здесь все покажу.

Остров Потерянных Мальчишек был моей любимой частью «Питера Пэна». Баки показал мне свой лагерь. Поразительно: жизнь имитирует искусство. Мы свернули с пляжа на тропинку и пошли меж заросших «морским овсом» дюн мимо пещеры, вырезанной в скалистом берегу морем.

Сам лагерь расположился на крошечном полуострове и состоял из группки небольших строений с крышами из пальмовых листьев. Все они были выкрашены в яркие карибские цвета. В воздухе висел запах свежей краски и скипидара. У незаконченного коттеджа с красной крышей я увидел пильные козлы и груду бревен. Главное помещение клуба с большой закрытой верандой находилось в дальнем конце анклава и смотрело на воду. В центре лагеря рос колоссальный баньян, его толстенные ветви почти достигали земли. С них свисала гроздь веревочных гамаков. Все дерево до самой макушки увивали плющи, сети, веревочные и деревянные лестницы. На верхних ветвях примостился домик из прибитого к берегу леса. У основания дерева бамбуковый забор окружал клочок густой зеленой травы.

Баки отодвинул снятые с петель ворота в загон, и Мистер Твен, неторопливо войдя в свою новую обитель, сразу принялся щипать траву.

– Как ты нашел это место? – спросил я.

– Его нашел Кирк.

– Как вы, ребята, познакомились?

– Лучше обсудим вон там, – сказал он, указывая на вершину дерева. – Высоты не боишься?

– Да нет вроде.

– Тогда полезли.

Баки ухватился за плеть вьюна и взобрался на нижнюю ветку, откуда начинались ступени. Как Чита за Тарзаном, я повторял все его движения.

Смерив расстояние до земли, я понял, что нахожусь не ниже уровня верхушки корабельной мачты, а до вершины дерева оставалось примерно столько же. Огромное рыжее солнце неподвижно висело над водой, словно поджидая, пока мы доберемся до вершины. Вот долезем, и оно с легким сердцем скроется за горизонтом.

Пока мы карабкались по деревянным лестницам и ветвям к домику, Баки рассказывал:

– Все началось с простой дозорной платформы. Икс-Ней говорит, что с этого дерева веками просматривали горизонт. Вдруг враг или гроза, или еще что. Мы с нее следили за ветром, любовались закатами и наблюдали в телескоп за звездами.

– А кто такой этот Икс-Ней?

– Он мой старший гид – и пока единственный. Сейчас его нет на острове, но ты скоро с ним познакомишься.

Когда мы наконец добрались, я уже задыхался. Вид с вершины дерева открывался невероятный. Город лежал как на ладони. С окруженной перилами площадки судовой трап вел на другой уровень. Баки поднялся по ступеням, мы протиснулись в люк и очутились в импровизированной обсерватории. Под водонепроницаемым колпаком стоял большой латунный телескоп.

– Взгляни-ка, – сказал Баки.

Я закрыл правый глаз, прижал левый к объективу и повертел колесико в основании. Размытое пятно превратилось в четкие образы мира, раскинувшегося внизу. Я видел и птиц на шестах вдоль канала, и волны, разбивающиеся о далекий риф. Прямо под нами я заметил силуэт капитана Кирка, четко вырисовывающийся на фоне заходящего солнца. Он стоял на отмели и, забросив сеть, выводил косяк кефали.

– Он проторчит там до темноты, – сказал Баки. – Выпьем?

Он скользнул за крошечную барную стойку, вытащил бутылку гаитянского рома, пару лаймов, лед и включил привязанный к ветке магнитофон. Раздалась знакомая мелодия. Я потягивал напиток и пожирал глазами вид под безупречный аккомпанемент. Джони Митчелл пела о кафе «Русалка».[26]

– Обожаю эту песню, – сказал я.

– Ты слышал ее много раз на судне, верно?

– Ага.

– Мы с Кирком встретились благодаря Джони.

– Как так? – не понял я.

– Ну, моя бывшая подружка из Денвера взяла меня с собой в Новый Орлеан на джазовый фестиваль. Бывал там?

– В Новом Орлеане – да, но не на джазовом фестивале.