Соленый клочок суши

В тот вечер они отправились на специальную платную выставку одной картины и в итоге нашли студию. У входа к стволу дерева была прибита гвоздем следующая вывеска, написанная большими красными буквами: «СЕРДЦЕ АНД». Джубал и Сара бросили два четвертака в кассу, подписались на черно-белую гравюру с картины, встали в очередь примерно из тысячи заинтересованных нью-йоркцев, и терпеливо, как и все южане, принялись ждать.

Наконец они добрались до расставленных перед картиной скамеек и сели. В помещении было темно, и лишь картину освещали газовые рожки. С потолка свешивались сухие пальмовые ветви, которые Чёрч привез из Южной Америки. Они помогали создать атмосферу тропиков. Сама картина была оформлена так, что создавалось ощущение, будто смотришь в окно. На ней был изображен крошечный кусочек тропического ландшафта, но в этом образе уместилась вся Южная Америка.

Не знаю уж, как на остальных, а на мою прабабку все это произвело впечатление. Когда билетер махнул им с прадедом, чтобы они освободили скамейку, Сара Сойер Марс не сдвинулась с места. Она отвечала отказом на все просьбы, уговоры и, наконец, приказы уйти моего прадеда, управляющего галереей и даже самого художника. Она ничего не говорила, а только безотрывно смотрела на картину. В итоге полиции пришлось выносить ее вместе со скамейкой.

Джубал Марс сопровождал свою жену в полицейской карете и сидел рядом с ней на скамейке по пути в отель. Когда они приехали, Сара снова всех шокировала. Она спокойно встала, взяла под руку моего прадеда и вышла из фургона, спросив, не могли бы они выпить чашечку чая.

Они легли спать, а на следующее утро моя почти прабабка исчезла, оставив записку. В ней говорилось о том, что сотворила с ней картина, о том, что она ничего не могла с собой поделать и уехала в тропики, куда, как ей казалось, ее звала сама судьба. Она писала, что картина не только запечатлела пейзаж, но и показала ей окно в мир – ее мир. Сара Сойер Марс вылезла в это окно – и не вернулась.

Мой прадед некоторое время пребывал в шоке. Он вернулся домой в Теннесси, отправился на войну, чудом остался в живых, после окончания боевых действий переехал на запад в Вайоминг и женился вторично. Моя почти прабабка исчезла в джунглях Южной Америки.

На семейных встречах шепотом рассказывали истории о ее похождениях. Она убежала с художником в Париж. Она сошла с ума и умерла от лихорадки на Амазонке. Ее убили пираты. Свою настоящую прабабку я запомнил доброй, ласковой женщиной. Она пеклась о своей семье и никогда не покидала округа, в котором родилась. Бабушка-Призрак была запретной темой в нашем доме, но, разумеется, и взрослые, и дети шептались о ней в углах гостиной и рассказывали небылицы у костров в горах. Но по-настоящему раскрыл ее тайну именно я.

Однажды летом во время сбора всей семьи на ранчо моего прадеда мы с моими озорными кузенами рылись на чердаке. Мой двоюродный братишка Бакстер случайно рассыпал содержимое старой кедровой шкатулки. Ползая по полу и собирая хлам, я наткнулся на выцветший желтый конверт с пометкой «САРА СОЙЕР МАРС. НЕ ВСКРЫВАТЬ». Я запихнул конверт в карман, а ночью прошмыгнул на чердак и распечатал.

Из конверта вывалилась перевязанная лентой кипа старых побуревших фотографий. На самой верхней была запечатлена молодая женщина на берегу – в руках она держала письмо, которое собиралась бросить в деревянный почтовый ящик. Издали на нее смотрели две огромные черепахи. На обратной стороне карточки были нацарапаны следующие слова: «САРА СОЙЕР МАРС, ПОЧТОВЫЙ ЗАЛИВ, ГАЛАПАГОССКИЕ ОСТРОВА, 1859». Остальное рассказали другие фотографии. Она отплыла из Нью-Йорка в Панаму, пересекла Панамский перешеек на поезде и отправилась в Эквадор. Сойдя на берег в Гуаякиле, она поднялась по реке до Кито, повторив путь Фредерика Чёрча в Долину Вулканов. На последнем снимке она рисовала у горной тропы, позади нее виднелся вулкан.

Бабушка-Призрак больше не была призраком. К фотографиям прилагался конверт, обвязанный выцветшей синей лентой, из-под которой торчал давно уведший цветок. Письмо было адресовано «ПОТОМКАМ ДЖУБАЛА МАРСА». Я вскрыл конверт швейцарским армейским ножом, достал письмо, сел в старое кресло-качалку и при свете карманного фонарика начал читать.

Письмо начиналось с цитаты из Александра фон Гумбольдта:

Почему не можем мы быть оправданы в нашей надежде, что писание пейзажей в. будущем расцветет новой и еще неизведанной красотой? Высокоодаренные художники станут часто проходить по узкой границе Средиземного моря и постигнут с первозданной свежестью непорочного молодого ума живой образ многогранной красоты и величия влажных горных долин тропического мира.

Дальше шло следующее: