Очередная попытка ухватиться за окружающий меня мир подарила расплывчатую мутную картинку – силуэты в светлых одеждах. Попыталась сфокусироваться, понять, что происходит вокруг, но это снова лишило меня сил. Кто-то прикоснулся к моей голове, а я мгновенно заснула.
В этот раз просыпаться оказалось легче. Боль стихла. Открыла глаза и, повертев головой из стороны в сторону, наспех огляделась. Я находилась в большой очень светлой комнате, судя по всему, лежала на больничной кушетке. Справа от моей постели имелось огромное, от пола до самого потолка, окно. Стены были выложены крупными панелями из гладкого белого мрамора. У противоположной стены ровной шеренгой выстроились шкафчики с матовыми стеклянными дверцами, как в кабинете у папы. В углу скромно спрятался длинный узкий стол с расставленными на нём колбочками и пробирками. Это место мне абсолютно точно знакомо, но сознание, как после попойки, было спутано. Я не могла вспомнить, как и почему здесь очутилась.
Рассмотрела свои руки и, к удивлению, обнаружила, что джинсы и мой любимый вязаный свитер, в которые я облачилась в дорогу, исчезли. Вместо них на мне был надет светло-серый, напоминающий термобельё, костюм из очень плотной, но весьма эластичной ткани, словно вторая кожа.
Вдруг что-то изменилось, и я какими-то новыми рецепторами, буквально всей поверхностью кожи, ощутила рядом чьё-то присутствие:
– Где…я? – просипела почти жалобно.
Горло не слушалось, и мне удалось произнести лишь какие-то скрипяще-клокочущие звуки.
– Ты в башне целителей, Солис. Теперь ты дома! – ответил мне такой родной голос.
Я старалась разглядеть гостя, но зрение отказывалось фокусироваться на единственной точке, картина то двоилась, то троилась.
– Машина… Ани? – вновь подала голос я.
– Солис, всё позади. Ты скоро наберёшься сил и вспомнишь всё! – голос произнёс это так тихо, что остатки моего разума начали сомневаться в подлинности услышанного.
Медленно, горячей лавиной прорисовывалось сознание. Боль в груди усилилась, внезапно пронзила насквозь. Стало трудно дышать. Я попыталась расправить лёгкие и сделать вдох, но не смогла.
В голове сумасшедшей каруселью замелькали разрозненные обрывки: битва, ранение, вспышки света. Воины в доспехах.
Ранение. Оно лишило меня всего: сил, воспоминаний, напарника. Нельзя об этом думать: от таких мыслей я теряю те крохи сил, что у меня ещё остались. Однако бороться с лавиной невозможно.
За весь мой дозор мы лишь раз сражались все вместе, плечом к плечу. Из-за ранения мне многое пришлось забыть, да и оставшаяся часть воспоминаний стала очень размытой, потускневшей. Это сделали целители, когда отправили остатки моей души в лечебный «цикл». Так всегда поступали для того, чтобы снять боль и помочь воину восстановить силу, в том месте, где была рана. Меня ранили в сердце. Обычно после такого воин становился частью потока и уже на века оставлял дозор. Я стала щитом для своего целителя, чтобы спасти его от тьмы. Больно. Память открывает раны.
– Тенеритас? – неуверенно произнесла, когда взгляд, наконец, сфокусировался на моём госте. – Это ты, Тене?
Девушка с нежно-голубыми, как незабудки, волосами улыбнулась мне так тепло и искренне, что по телу заживляющим бальзамом разлилась странная радость.