Солнечная

Типичной осечкой был этот полет из Берлина. Вначале, поместив свой широкий зад на сиденье, всего через два часа после мясного немецкого завтрака он принял резолюцию: никаких напитков, кроме воды, никаких закусок, зеленый салат, порция рыбы, никаких пудингов, и тут же, как только приблизился серебряный поднос и зазвучал гостеприимный женский голос, его рука сама собой обняла ножку бокала со взлетным шампанским. Получасом позже он срывал целлофан с посыпанной солью, облитой мясной глазурью сосиской в румяном кукурузном тесте размером с початок, поданной с богатырской порцией джин-тоника. Затем перед ним расстелили белую салфетку, сработавшую как стартовый пистолет для его желудочных соков. Джин растопил остатки его решимости. На закуску то, от чего хотел воздержаться: перепелиные ножки, завернутые в бекон, с чесночным соусом. Затем кубики грудинки на холме из масленого риса. Слово pav'e – второй выстрел стартера: тротуарная плита шоколадного бисквита в шоколадной оболочке под шоколадным соусом, козий сыр, коровий сыр в гнезде из белого винограда, три булочки, мятная шоколадка, три бокала бургундского и наконец, словно во искупление всех предыдущих грехов, вернулся в начало меню к утопшему в прованском масле салату, который подавался к перепелу. Когда забрали его поднос, на нем оставались только виноградины.

Он купил билет и уселся за столик в полупустом поезде. Напротив сидел молодой человек лет тридцати с чем-то, круглолицый, с бритой головой и накачанной шеей – из тех, кого, на невнимательный взгляд Биэрда, невозможно отличить друг от друга. Этот, впрочем, отличался пирсингом в ушах. Несколько секунд происходила необъявленная дележка под столом, вежливый балет в поисках места для ног. Затем молодой человек продолжил набивать письмо на мобильнике, а Биэрд, просматривая первые полосы газет, ощутил привычное сужение умственного горизонта при возвращении на родину. Это точно были те же самые газеты, которые он читал перед отъездом несколько недель назад. Те же заголовки над теми же фотографиями, с теми же вопросами. Когда уйдет Блэр? Завтра? Сразу после выборов, буде он их выиграет? Через год, через два или по окончании всего четвертого срока? И не точно ли такое же число шиитов в Багдаде было перебито «Аль-Каедой», когда они стояли в очереди за хлебом? Помимо этого репортажа (Биэрд листал свою кипу), цунами унесло четверть миллиона жизней, что ставило перед некоторыми, как и в прошлом месяце, вопрос о существовании Бога. В остальном сообщалось, как всегда, что страна гибнет, ее руководство, финансы, здравоохранение, судебная система, образование, вооруженные силы, транспортная инфраструктура и общественная мораль – в заключительной стадии распада. Он привычно поискал статьи об изменении климата. Сегодня ничего. О солнечной энергии? Ничего – но скоро будут.

Биэрд положил газеты рядом с собой на сиденье и занялся своим карманным компьютером, прокручивая пятнадцать сообщений, накопившихся со времени его отлета из берлинского Тегеля. Четырнадцать касались его проекта. Его американский партнер Тоби Хаммер подтверждал, что документы поданы на Гровенор-сквер[11]. Владелец ранчо хотел, чтобы деньги за участок были переведены на его счет в Эль-Пасо, а не в Аламогордо. Местная торговая палата вежливо просила «уточнить» количество рабочих мест, которые предоставит его установка для жителей Лордсбурга. Всякий раз, когда он видел название этого городка, настроение у него улучшалось. Ему захотелось оказаться сейчас там, на северной окраине, снова увидеть этот головокружительный простор, прямую дорогу на Силвер-Сити, где начнутся их работы. Лордсбургский «Холидей-инн» подтверждал, что его всегдашний номер забронирован за ним в будущем месяце и плата, как верному клиенту, снижена. Записка от Джока Брейби, третья за месяц, с предложением встретиться. Должно быть, прослышал о хороших результатах в Импириал-колледже и теперь хочет долю в успехе. И это человек, который добился его увольнения из Центра. Еще одно вдогонку от Тоби Хаммера. Он нашел дешевый источник железных опилок. И только одно личное: «Не забудь, ужин в 8. Главное блюдо – ты. Люблю, Мелисса».