Читаем Солнечная полностью

Как дегустатор на важных пробах, он закрыл глаза. Когда открыл, его взгляд встретился со спокойным взглядом серо-голубых глаз напротив. Чуть-чуть устыдившись, совсем немного, Биэрд досадливо махнул рукой и отвернулся. Он представлял себе, как это выглядит со стороны: толстенький немолодой дурак в интимных отношениях с кусочком съедобной дряни. Ведет себя так, как будто рядом никого нет. Ну и что? Никому не помешал, никого не обидел – он в своем праве. Его теперь мало волновало, что о нем думают. Есть у старости небольшие преимущества, и это – одно из них. Скорее из желания утвердить свою независимость, нежели удовлетворить низменную потребность, он протянул руку за еще одной чипсиной, и снова его встретил взгляд спутника. Взгляд внимательный, твердый, немигающий, он почти ничего не выражал, кроме свирепого любопытства. Биэрд подумал, что напротив, быть может, сидит психопат. Ну и ладно. Он сам может быть немного психопатом. Соленый осадок от первой порции создавал ощущение кровоточащих десен. Он развалился на сиденье, открыл рот и положил в него вторую порцию, но на этот раз глаза не закрыл. Вторая на вкус, естественно, была менее пикантной, менее удивительной, менее острой, чем первая, и именно этот недобор, это вкусовое разочарование подстегнуло знакомую наркоманам потребность увеличить дозу. Он съест две чипсины разом.

В это время он поднял голову и увидел, что его спутник, по-прежнему устремив на него жутковатый взгляд, подался к столу и утвердил на нем локти, видимо пародируя Биэрда. Затем его предплечье опустилось подобно стреле подъемного крана, он вынул чипсину, вероятно самую большую в пакете, подержал ее перед лицом секунды две, отправил в рот и стал жевать, не утонченно, как Биэрд, а вызывающе, не закрывая рта, так что видно было, как она превращается в кашу на языке. И смотрел на Биэрда, не моргая. Поступок был настолько дерзок, настолько шел вразрез с общепринятыми нормами, что даже Биэрд, способный мыслить вполне неортодоксально – иначе как бы он получил премию? – застыл от изумления и, только чтобы не потерять достоинства, старался сохранить невозмутимость, не выдать своих чувств.

Они по-прежнему смотрели в глаза друг другу, и теперь Биэрд твердо решил не отводить взгляд. Поведение этого человека было явно агрессивным – неприкрытая кража, пусть и банален ее объект. А если дойдет до физического столкновения, Биэрд не сомневался, что через три секунды окажется на полу со сломанной рукой или разбитой головой. Но не исключен был и элемент игры за этой дерзостью, насмешки над нелепой слабостью пожилого человека к дрянному продукту. Или старомодной классовой издевки над надутым буржуем. Или хуже: тот решил, что Биэрд голубой, и это – призыв, некий современный заход, принятый в определенных кругах, где фиолетовый галстук предположительно может служить косвенным сигналом – откровенный акт соблазнения. Серьга в левом ухе или правом – он забыл в каком, – не является ли она знаком нетрадиционной сексуальной ориентации? А у этого по две серьги в обоих ушах. Физик многое знал о свете, но формы самовыражения в современном социуме были для него – темный лес. В конце концов Биэрд вернулся к первоначальной гипотезе, что спутник его – психбольной, устроивший себе отдых от лития, и в таком случае смотреть ему в глаза лучше не надо. Биэрд отвел взгляд и сделал единственное, что пришло ему в голову: взял еще одну чипсину.

Чего он ожидал? Едва картошка легла ему на язык, как рука соседа снова опустилась, и на этот раз он взял две чешуйки, как намеревался сам Биэрд, и слопал их все так же развязно. Схватить пакет со стола определенно не стоило – слишком резкий ход, слишком силовой. Перевести дело в новую плоскость опасно – может кончиться дракой. Кто его тогда спасет? Биэрд оглянулся вокруг. Пассажиры читали, оцепенело смотрели в пустоту или на зимние лондонские предместья, не ведая о происходящей драме. Что интересного в двух мужчинах, молча поедающих чипсы из одного пакетика? Пусть нелепо, решил Биэрд, но лучше уж держаться прежней линии. У него и в мыслях не было уклониться от конфронтации, уступить более сильному весь пакетик. Он не даст себя запугать. Пусть он толст и ростом мал, но у него развито чувство справедливости и он не привык отступать. Он был способен на отчаянные поступки. Последствия бывали и пагубными. Он взял еще лепесток жареной картошки. Противник, глядя на него, ответил тем же. Потом еще раз и еще; их руки залезали в пакетик по очереди, решительно, но неторопливо, и ни разу не соприкоснулись. Когда осталось всего два лепестка, молодой человек взял пакетик и издевательски любезным жестом протянул Биэрду. Ответить на это последнее оскорбление можно было единственным образом: отвернуться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза