Читаем Солнечная полностью

Она перешла к возражениям против доводов Биэрда, но теперь ее мало кто слушал. Ей известны все эти исследования и много других. Некоторые выполнены ею самой. Вся литература свидетельствует: нет существенной разницы в познавательных способностях, которая давала бы мужчинам преимущество в математике и физике. Различия между мальчиками и девочками, мужчинами и женщинами выявляются только в сложных тестах, когда испытуемым предлагается несколько путей к решению: мужчины и женщины выбирают разные. Выбор между людьми и вещами – миф, основанный на искаженной трактовке некорректно поставленных, но часто цитируемых экспериментов. О социальных же факторах, напротив, исследования свидетельствуют красноречиво: восприятия и ожидания играют гораздо большую роль, нежели объективно измеряемые различия между мужчинами и женщинами. Это должно было бы понравиться слушателям, но они уже потеряли нить и пропустили мимо ушей ее рассказ об экспериментах, где младенцам произвольно давали мужские и женские имена и взрослым предлагали оценить их поведение. Или родителей просили предсказать, насколько успешно справятся их дети с определенной задачей. Или преподавателям и ученым предлагали оценить мнимых кандидатов, мужчин и женщин одинаковой квалификации. Это, сказала она, статистически значимые данные, и они свидетельствуют о том, что восприятие пола в громадной степени определяет познавательные установки. И существуют хорошо исследованные самовоспроизводящиеся петли: люди желают поступить на работу в отдел, где работают «такие же, как они» и где они с большей вероятностью добьются успеха.

Когда Аппельбаум перешла к заключению, Биэрду казалось, что слушает он один. Статистика явно не входила в круг интересов постмодерна, так же как исторические примеры. Аппельбаум сослалась на биографию Фанни Мендельсон, обладавшей, по общему мнению, исключительным музыкальным талантом, не меньшим, чем у ее брата Феликса. Как известно, отец объяснил ей в письме, что музыка будет профессией брата, а для нее – лишь украшением, для воскресных вечеров. Сто лет назад приводилось много «научных» причин, почему женщины не могут быть врачами. И сегодня распространена тенденция подсознательно и ненамеренно понимать и оценивать мальчиков и девочек, мужчин и женщин по-разному. Эмпирические исследования показали, что с колыбели до поступления на первую работу, по всей дуге развития культурные факторы играют несравненно более важную роль, чем биология. Ясно, почему так мало женщин в физике.

Аплодисментами ее не наградили. Но все были рады, что она закончила. Через десять минут собрание закрылось. Биэрд сразу направился к выходу с чувством, что приговор отсрочен. Кто-то сказал бы, что его взгрели, кто-то – что он победил. Пойди пойми. В конце концов, он физик, а не когнитивный психолог. Но что приятно, здесь, в Институте современного искусства, его ненавидели не больше, чем тогда, вначале. Эти люди не пойдут на поводу у израильтянки. Не очень-то красиво с их стороны, но что поделаешь. А он не посрамлен, он уцелел. Когда он шел по коридору, перед ним расступались – с неприязнью, конечно, но через считаные секунды он был уже у двери на Мэлл и вышел на яркое солнце к маленькой толпе встречающих – трем десяткам голосистых демонстрантов с плакатами: «Евгенике – нет!», «Долой профессора-наци!», дюжине репортеров, в большинстве с камерами, и четырем представителям лондонской полиции.

Может быть, все обернулось бы не так скверно, если бы он вышел с диспута не таким веселым и задорным. Среди протестующих было пять-шесть пожилых женщин. Одна из них высунулась из-за полицейского, достала из бумажного пакета помидор и бросила в Биэрда. Она стояла в пяти шагах, Биэрд не успел уклониться. Гнилые помидоры – городская классика. Этот, хотя и мягкий, выглядел вполне съедобным. Он шлепнулся ему на лацкан, задержался на мгновение. А когда упал, Биэрд поймал его на ладонь и сразу рефлекторным движением кинул обратно – игриво, как объяснял он потом, без гнева и злобы. Иначе зачем бросал бы снизу? Помидор, уже лопнувший, угодил ей в лицо, справа от носа. Со странным звуком, жалобным музыкальным гудком, женщина, примерно сверстница Биэрда и почти такая же полная, поднесла ладони к лицу, несколько задержав и размазав помидор по щеке, и одновременно опустилась на колени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза