Солнечная

Она была красивой, интересной, доброй (по-настоящему добрый человек), так что же с Мелиссой Браун было не так? Ему понадобилось больше года, чтобы это уяснить. В ее характере был изъян, как случайный пузырек воздуха в оконном стекле, который искажал для нее образ Майкла Биэрда, внушая ей мысль, что он годится на роль хорошего мужа и отца. Он не понимал и не мог до конца простить такой аберрации. Она знала историю вопроса, видела достаточно наглядных примеров, а об остальном вполне могла догадываться, однако упорно пребывала в заблуждении, что в ее силах его перевоспитать, сделать отзывчивым, честным, любящим, а главное, верным. В его понимании она мечтала не о том, чтобы его трансформировать на пороге седьмого десятка, а о том, чтобы ненавязчиво вернуть его в первозданное состояние, к его истинному «я», на которое он давно махнул рукой. Вот как далеко заходили ее тайные амбиции. К примеру, не самоистязание и не пост должны были помочь ему сбросить лишний вес, а с любовью приготовленная, вкусная и здоровая пища, которая вернет ему физическую форму сорокалетней давности – его «платоническую» форму. А если ее рецепты не дадут результата, то она примет его таким, каков он есть.

Она терпела его отлучки, его молчание на расстоянии, ибо верила, что в конце концов он увидит ситуацию ее глазами. Тем более дел у нее всегда было по горло. В ее стойком долготерпении было что-то трогательное, и Биэрд, не будучи законченным хамом, улавливал скрытый упрек. В период его травли в прессе она увидела его с худшей стороны и осталась непоколебима. Ее любовь как будто даже укрепилась. Со всей страстью рационалиста она провела его утлый челн через эту бессмысленную бурю. Вот только почему-то она никогда не применяла свой разум в любовной сфере. А если б применила, то их роман тотчас бы закончился. Открытие, что она принадлежит к тем женщинам, которые способны любить мужчину, только спасая его, напрягало. А спасаемый должен был быть намного старше ее. Значит ли это, что ему предстояло войти в захудалую труппу из ее бывших любовников и экс-мужа, старых козлов, ходоков, лузеров, олухов – эксплуататоров как на подбор, – которых ее доброта так и не сумела привести в божеский вид и которые надули ее с ребеночком? Ни один из них не сиживал на банкете со шведским королем, но в каком-то смысле они были побратимами. В его лице Мелисса заполучила единственного успешного мужчину, и этим он выгодно отличался от остальных, вот только эта работенка, пожалуй, не для него. Наверняка он тоже надует ее с ребеночком.

– Почему я? – спросил он ее однажды, лежа на спине в посткоитальной расслабухе. Вопрос казался назревшим, а угадывавшийся в нем подтекст, дескать, я тебя недостоин, провоцировал ее на комплимент.

– Потому, – был ему ответ, после чего она его оседлала и снова довела до кондиции своего толстячка, своего неповоротливого Майкла, уже давно считавшего, что анкор спустя каких-то полчаса – это дела давно минувших дней.

Она владела сетью – если три можно назвать сетью – магазинов по продаже танцевальной экипировки в Северном Лондоне. Ее клиентами были профессионалы местных коллективов, а также разного толка любители, в их числе молодые матери, уставшие от занятий йогой, и даже мужчины в возрасте Биэрда, ухватившиеся за чечетку или танго в последней попытке ощутить себя молодыми. Но главным в этом малоприбыльном бизнесе оставалось нестареющее ядро юных мечтательниц, неуемный кордебалет, исправно пополнявшийся из поколения в поколение, – маленькие девочки с извечной жаждой покрутиться у станка перед зеркалом в пачке, трико, легинсах и балетках, под строгим взглядом суровой бывшей примадонны с золотым сердцем. Мечта о труде в поте лица на протертом паркете, о премьерном показе, о первом с перехваченным горлом прыжке на сцену под общий выдох потрясенного зала – все это сумело пережить и электронную эру, и женские рок-группы, и телевизионные мыльные оперы. Настойчивость фантазии производила впечатление генетической атаки. Самая миниатюрная пачка в закромах Мелиссы пришлась бы впору годовалому ребенку. Матери этих девчонок, еще не забыв о собственных мечтах, не жалели денег, чтобы их осуществить хотя бы в детях.