Солнечная

Поставив все на столик, он сел рядом и представился:

– Толик.

– Ким, – вежливо откликнулся Ким.

– Кореец, что ли? Не похож…

– Не. Русский. Это имя вообще-то.

– Понятно.

Толик разлил виски по стаканам и разломал шоколадку.

– Ну что, пассажир? Живы будем – не помрем! – он звонко чокнулся и лихо замахнул полстакана виски.

– Типа того, – усмехнулся Ким и тоже выпил.

* * *

Бутылка была уже пуста. Пьяный в хлам Толик, только что рассказавший Киму историю своей трагической любви, после последней стопки совершенно потерял связь с реальностью. В настоящий момент он бил себя веснушчатым кулачком в грудь и почему-то требовал у Кима женское платье и крест для молитвы. Ким икал и угрюмо возражал. Он тоже был сильно пьян, но голова все еще соображала. Внезапно Толик побледнел и издал слабый булькающий звук.

– Что, п-плохо, брат? – насторожился Ким. – Слушай, мне спать тут…

Толик энергично затряс головой и начал лихорадочно шарить по карманам. Выудив откуда-то из недр огромный ключ, он опрометью кинулся в коридор. Шатаясь и тихо матерясь, Ким зачем-то поплелся за ним. Он нагнал проводника в тамбуре, когда тот боролся с замком от двери последнего вагона. В заплеванное окошечко было видно, как двумя стальными змеями в темноту убегают рельсы. У Кима закружилась голова, но он быстро справился с собой.

– Давай помогу, – Ким отобрал у Толика ключ и вставил в скважину. Два поворота против часовой и железная дура со скрипом поддалась. В лицо ударил поток свежего воздуха. За плечо тряс Толик; он мычал и жестами убеждал уступить место. Ким отскочил назад и Толик незамедлительно исполнил «партию риголетто» прямо на прыгающие шпалы. Ким отвернулся и закурил.

Продлевавшись и галантно вытерев подбородок рукавом, проводник прикрыл дверь и пояснил:

– Всегда так делаю… Чтоб не убирать потом…

– Логично, – уважительно кивнул Ким и о чем-то задумался.

Толик виновато улыбнулся.

– У меня желудок слабый, видишь ли. И нервы…. Ты это. Тут пока посиди, а я за водкой в 14-ый вагон сгоняю, у меня там друган, у него всегда шкалик заныкан…

– Тебе же утром народ будить, чаи разносить… – попытался урезонить собутыльника Ким.

– Да пропади они все пропадом, – Толик молодцевато приосанился и нетвердой походкой зашагал в соседний вагон.

Ким проводил его взглядом. Потом посмотрел на дверь. Потом на ключ в своей руке… От дома он отъехал достаточно далеко, места здесь, судя по всему, дикие… Чего тянуть-то?

* * *

Паспорт горел долго и безбожно вонял. Чтобы запах гари не разбудил пассажиров, Ким открыл дверь и держал разгоревшуюся книжицу снаружи. Сильно обжог пальцы и окончательно протрезвел. Ночь подходила к концу. Поезд сильно разогнался. С обеих сторон железную дорогу окружал лес. Справа был глубокий овраг, на дне которого в предрассветном сумраке мерещились камни. «Прыгну на «три», – Ким зажмурился и начал считать: «Раз… Два… Три!». Он открыл глаза, распахнул дверь, сильно оттолкнулся правой ногой и, нелепо вскинув руки, полетел вниз в сторону оврага. Бешено колотилось сердце, а в голове отчетливо высветились строчки только что родившегося стихотворения, которое должно было умереть вместе с ним:

…а когда к нему тянули лапы;
Урезонивали знакомые, и незнакомые
Убегал по крышам и плевал на шляпы
Сверху хохотал – ловите, насекомые!..

Шляпу, шляпу он в купе забыл… Ну и черт с ней, со шляпой…

В этот момент он был почти счастлив.

Удар. Темнота.

* * *

Шум в ушах. Тело ноет, а голова просто раскалывается. И холодно. Нужно сделать усилие и открыть глаза. Хотя бы один. Ну же, ну… соберись… В щели полуоткрытых век показался кусочек затянутого тяжелыми тучами неба. Хм, не так уж и страшно. «Интересно, я жив или все-таки… получилось?» – подумал Ким. Он поднялся с земли и огляделся по сторонам.