Солнечная аллея

Поначалу Миха принимал выражение «в порядке розыска» за чистую монету и пугался до смерти, полагая, что все слушатели песни «Moscow, Moscow» рано или поздно объявляются в розыск. И только потом до него дошло, что прапорщик Хоркенфельд, наверно, и в самом деле поставил его кассету в кругу сослуживцев, да еще, чего доброго, на торжественной фараонской вечеринке по случаю собственного повышения. А поскольку «Moscow, Moscow» и вправду была запретная до невозможности, скандал, надо полагать, получился грандиозный. Миха очень живо вообразил себе разыгравшуюся сцену: как полицай-президент, то бишь начальник всей восточноберлинской полиции, собственной персоной, с дубинкой наперевес, кидается крушить орущие динамики, а министр внутренних дел, выхватив табельный ствол, собственноручно расстреливает магнитофон, обрывая крамольную песню на полуслове. После чего оба они, одновременно подскочив к Хоркенфельду с двух сторон, гневно срывают с новоиспеченного младшего офицера новехонькие лейтенантские погоны. Миха предполагал, что именно так, если не похуже, все и происходило, судя по той строгости, с которой его теперь всякий раз подвергали проверке документов.

А не прихвати тогда участковый Михину кассету с «Moscow, Moscow», наверно, и первое полученное Михой любовное письмо не спикировало бы на нейтральную полосу немецко-немецкой границы. История эта довольно запутанная, поэтому и объяснить ее непросто, но в самом широком смысле слова она с «Moscow, Moscow» очень даже связана, это точно. А ведь Миха даже не вполне уверен, в самом ли деле письмо предназначалось ему и уж тем более он не уверен, вправду ли оно любовное и вправду ли от той девчонки, получить от которой любовное письмо ему хотелось больше всего на свете.

Девчонку звали Мирьям, она училась в параллельном классе и, вне всяких сомнений, была самой красивой девчонкой в школе. (Для Михи-то, конечно, она была самой красивой в мире.)А на Солнечной аллее она вообще была главной сенсацией. Едва Мирьям выходила из дому, жизнь вокруг преображалась. Дорожные ремонтники бросали свои отбойные молотки, шикарные иномарки, катившие от пограничного контрольно-пропускного пункта, резко тормозили, давая ей перейти улицу, бинокли пограничников на сторожевой вышке над нейтральной полосой все как по команде поворачивались в ее сторону, а гогот западных обалдуев на смотровой башне разом смолкал, сменяясь почтительным ропотом.

Мирьям совсем недавно появилась в школе, где учились Миха, Марио, ну, и все остальные. Никто ничего толком о ней не знал. Для всех она была прекрасной и загадочной незнакомкой. Вообще-то, строго говоря, Мирьям была внебрачным ребенком, но даже этого никто не знал. А внебрачным ребенком она была потому, что ее отец, едучи на машине, свернул не в ту улицу. Он ехал в загс, где его ждала мать Мирьям, она была уже на восьмом месяце беременности. Свадьбу решили отпраздновать в Берлине, а в Берлине отец Мирьям бывал редко и город знал плохо. Он ехал из Дессау, свернул с Адлергештель на одну улицу раньше, чем следует, покатил по Баумшуленштрассе и на своем видавшем виды «трабби» [2]вырулил аккурат к пограничному контрольно-пропускному посту на Солнечной аллее. А поскольку он и понятия не имел, что уперся прямо в государственную границу, да еще возле контрольно-пропускного пункта, он, недолго думая, громко матюгнулся, вылез из малолитражки и начал возбужденно метаться перед шлагбаумом.

— Какого черта, мне вон туда, как мне проехать? — то и дело выкрикивал он.

То к одному, то к другому погранично-пропускному пункту машины рядовых трудящихся, вообще-то, нередко по недоразумению заруливали, и обычно их без лишнего шума тихо-мирно спроваживали обратно. Но отец Мирьям с его холерическими замашками поднял такую бучу, что пограничники решили заняться им поосновательней. И допрашивали с таким пристрастием, что в итоге он к назначенному времени в загс уже не успел, им определили для бракосочетания другой день, но Мирьям этого дня дожидаться не стала и родилась раньше. Вот так она и появилась на свет внебрачным ребенком.

Когда у Мирьям появился младший братишка, ей уже вполне ясно было, что родители ее разведутся. Отец ее был малость двиганутый, а когда его в пьяном виде не пускали домой, норовил высадить дверь квартиры или учинял дебош на улице, из-за чего Мирьям и ее мать ужасно стыдились перед соседями. И когда родители Мирьям наконец развелись, ее мать, желая раз и навсегда избавиться от скандалов и преследований своего полоумного супруга, переехала к нам — на наш кончик Солнечной аллеи. Она рассудила — и оказалась совершенно права, — что после общения с пограничниками отца Мирьям в этот район никаким калачом не заманишь.