Читаем Солнечная палитра полностью

Пользуясь каждым удобным случаем, он расставлял этюдник у подножия храма, у лавочки сухих фруктов, на палубе нильского парохода, на песке пустыни и переносил незнакомые жаркие краски юга на свои маленькие холсты и дощечки. Хотелось запечатлеть как можно больше древних каменных зданий, изобразить их в красках, с игрой светотеней на древних стенах, украшенных мелкой резьбой, поместить эти здания на фоне яркого пейзажа, на фоне глубокой лазури южного неба. Художника так увлекли архитектура Египта и яркие краски Востока, что он почти не писал портретных этюдов.

Он также не забывал заниматься собиранием древностей — покупал на базаре статуэтки, мелкие изделия из камня, черепки. Все это предназначалось для будущего музея, мечта о котором не оставляла его.

В Египте путешественники поплыли вверх по Нилу до Асуана, затем вернулись в Александрию и отправились в Палестину. Там Василий Дмитриевич расстался со своими спутниками и поехал один в страну его детских грез — Грецию. И опять, как и в Египте, его потянуло к памятникам архитектуры. Он написал несколько талантливых этюдов храмов Акрополя.

* * *

В марте 1882 года кончилось его сказочное четырехмесячное путешествие, и он вернулся в Москву.

Мать Мария Алексеевна и сестра Лиля с большим нетерпением ждали его возвращения: они были уверены, что он привезет с собой материалы к своей будущей большой картине. Когда же они увидели восточные этюды, то были явно разочарованы.

— Это же всё храмы и пейзажи. А где лица, фигуры? — спрашивали они.

«Получилась какая-то неурядица», — жаловалась мать в одном письме.

Василий Дмитриевич только отмахивался. Он поспешил увезти свои этюды к Мамонтовым в Абрамцево.

Столовая абрамцевского дома была предоставлена в распоряжение художника. Он расставил этюды на стульях, развесил их по стенам и с увлечением начал рассказывать о своем путешествии.

Савва Иванович и все его многочисленные родные и друзья восхищались этюдами и с интересом слушали Василия Дмитриевича.

Среди присутствующих была и та девушка, которая постоянно думала о Поленове и только тайному дневнику доверяла свои чувства.

А художник, увлеченный впечатлениями от поездки, все не догадывался о чувствах девушки.

Три года спустя вывезенные из путешествия этюды были показаны на Выставке передвижников. Рядовые зрители встретили их восторженно, иные критики хвалили, иные отмалчивались, кое-кто непонимающе пожимал плечами, а Третьяков, не слушая предостерегающих советов, купил всю коллекцию.

Молодые художники всегда толпились у этюдов Василия Дмитриевича; для них, только еще ступивших на творческий путь, все его солнечные пейзажи, начиная с «Московского дворика», были настоящим откровением.

Достоевский когда-то сказал про русских писателей своего поколения: «Все мы вышли из гоголевской „Шинели“».

Тогда еще никому не известные Серов, Остроухов, Левитан, Коровин и многие, многие другие молодые художники могли бы, не колеблясь, сказать: «Все мы брали краски из солнечной палитры Василия Дмитриевича Поленова».

<p>15. Савва Великолепный</p>

Медичи Лоренцо, по прозванию «Великолепный», — правитель Флоренции и поэт (1448–1492). Принадлежал к богатому роду банкиров. Богато одаренный Лоренцо, как истый гуманист, развил все свои таланты, а свойственные его эпохе нравственные недостатки возмещались до известной степени его природным благородством…

Лоренцо широко покровительствовал наукам и искусствам… собирал памятники искусства и поддерживал художников и писателей…

Из словаря Брокгауза и Ефрона

Вместительная столовая московского мамонтовского особняка на Садовой-Спасской, отделанная дубом. На стенах картины многих художников — друзей Саввы Ивановича. Роскошная мебель, роскошный, весь в цветной майолике, камин.

Ватага нарядных мальчиков и девочек. Мальчики в матросках или бархатных курточках, девочки в белых платьях с атласными лентами, с распущенными волосами. Тут две дочери Мамонтова — Верушка и Шуренька — и их многочисленные двоюродные и троюродные братья и сестры.

Они поют хором под аккомпанемент рояля. Дирижирует тот, кого вся эта шумная детвора называет «дядя Савва». Он по-молодому неугомонный; его живые черные глаза всматриваются в одного, в другого; он поминутно останавливает хор, взмахивает руками… Наконец кое-как пропели кантату до конца и даже ни разу не сфальшивили.

— Теперь можете в жмурки играть. — «Дядя Савва» встает из-за рояля и поднимается на второй этаж.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука