Солнечная Сторона

Два пассажира на заднем сидении тоже сидели молча. Один из них — прыщеватый, худой и длинный — с угрюмой безучастностью смотрел в окно. Другой — низенький и плотный с широким рыжим лицом и близко посаженными маленькими глазами — глядел невидящим взглядом прямо перед собой. Они будто не замечали друг друга даже тогда, когда от тряски их тела сталкивались.

Низенький человек глядел вперед, почти не моргая. Глаза его немного поблескивали от влаги.

— А я ведь знал Артема… — вдруг тихо сказал он.

Сосед никак не прореагировал на его слова, продолжая смотреть в окно.

— Ему нельзя было сюда устраиваться, — проговорил низенький человек.

Он тоже не поворачивал головы, разговаривая будто сам с собой.

— Это можно было предвидеть. Он еще пацаном был очень наивен. Свято верил в клятвы. У него дома до сих пор хранится горн, который ему вручили в пионерах…

Автобус сильно тряхнуло, прервав говорившего.

— А что наша фирма? — вполголоса продолжил низенький человек после недолгого молчания, — Все ведь знают, что на нее есть за что донести куда следует. У них на руках не первая кровь. Но молчим… Бешеными окладами купились. Смолчи Артемка — жив бы остался. Вот тебе и «Взвейтесь кострами!»…

У говорившего еще сильнее заблестели глаза.

— Какой дурак порекомендовал ему сюда устроиться?!… Эх, Артемка-Артемка!…

Автобус двигался с большой скоростью, словно убегал от чего-то. Его заносило на поворотах, и иной раз в таких случаях он наезжал на колосящийся хлеб, оставляя на поле рваную колею.

— В новом времени, говорят, живем, — продолжил после недолгой паузы низенький человек, — оно не для таких…

Говоривший повернулся к соседу, но тот не двигался.

— В последние дни он бредил Солнцем… Представляешь, он рассказывал, что однажды побывал там. Так все гладко говорил, что, поверишь ли, я, в конце концов, стал сомневаться, а не правду ли он рассказывает. Я, понимаешь ли, слушал с открытым ртом. Во, как сильно он рассказывал!…

— Дядя Миша, говорил он, ты только слушай! Верь или не верь, но слушай. Мне, говорил, надо все это кому-то рассказывать. Это не должно, говорил, пропасть во мне…

Низенький человек горько усмехнулся.

— Чудной! — сказал он после небольшой паузы и вновь надолго замолчал.

— Спасал какого-то Дара. Говорил, что сможет это сделать, если как можно больше людей узнает о его истории. Каждый человек, говорил, все равно что большая кладовая. Там многое что лежит — важное и главное, но если этим не пользуешься, все это забывается и пропадает. Надо много рассказывать друг другу обо всем, что лежит в этой кладовой.

— Я как-то, — вдруг оживился говоривший, — нашел дома в кладовке одни свои старые чертежи. Было у меня когда-то одно рацпредложение. Если бы я случайно на них не наткнулся, они так бы и затерялись там, и я о них никогда бы уже не вспомнил. Вот тогда мне и подумалось об Артемке, как он говорил: «Надо больше рассказывать…», надо чаще заглядывать в свою кладовую… рассказывать и расска…

Говоривший неожиданно осекся — долговязый сосед смотрел в его сторону неприязненным взглядом.

— Да-да, я понимаю… — торопливо проговорил низенький человек, — Да-да…

Он замолчал.

Меж ними зависла тяжелая пауза. Долговязый снова отвернулся к окну.

— Да-да, — тихо сказал низенький человек, — если бы Артемка в этот раз промолчал… жив бы остался…

…По ухабистой дороге вдоль широкого хлебного поля на большой скорости двигался автобус. Водитель будто не видел ям и кочек, и автобус неимоверно трясло….

II

…Прошло десять лет.

Дядя Миша сидел дома и чинил старую туфлю. Туфля уже была много раз латана-перелатана. Видно было, что она пережила не одну туфлиную жизнь, но заботами дяди Миши ее конец все отодвигался и отодвигался.

Дядя Миша старательно протягивал сквозь тугую кожу толстую нить и так прокалывал шилом новые дырки, чтобы оставались места для последующих чинок.

Старый радиоприемник на стене играл горячую десятку хитов недели. Дядя Миша тихим басом подпевал ему.

«За четыре моря, за четыре солнца…» — доносилось из динамика.

«За четыре моря, за четыре солнца…» — потихоньку бубнил дядя Миша.

Дело двигалось к концу, и дядя Миша с удовлетворением докалывал последние дырки.

«За четыре моря…» — пробубнил он вслед за приемником, осматривая на вытянутой руке готовую туфлю.

— На пенсию бы тебе пора, — сказал он туфле, — но потрудись еще! Нет тебе замены.

Давно он не покупал себе обновки. Старые вещи надолго задержались в его гардеробе.

Полюбовавшись на свою работу, дядя Миша отнес туфлю в коридор и вернулся в комнату.

— Ну вот! — сказал он сам себе. — Есть в чем завтра на работу выйти.

Работой дядя Миша называл уличную торговлю фруктами. Целыми днями за копейки он простаивал на улице за самодельным прилавком. Но идти больше было некуда.