Как-то заглянув в сарай, я увидел там полчища любителей мрака — огромных пауков-домовиков. Я сразу представил себя в стаде осьминогов, испустил боевой клич и набросился на врагов с яростью. В другой раз на каких-то кустах заметил множество гусениц. Мгновенно приняв их за ядовитых змей, начал крушить одну ветку за другой. На месте побоища не осталось ни одного куста.
Самым обидным было то, что никто из приятелей не разделял моей страсти к охоте. Даже близкий приятель Венька занимался рисованием и разводил рыбок. Много раз я уговаривал Веньку заняться охотой, обещал научить прятаться в зарослях и выслеживать добычу, и неожиданно стрелять из засады. Но каждый раз Венька говорил:
— Какая это охота! Да и все пауки и гусеницы полезные. Пауки ловят мух, а не станет гусениц, чем птицы будут питаться? И откуда появляются бабочки, ты знаешь?
— Много ты понимаешь! — усмехался я, уверенный, что Венька просто трусит.
И вот однажды иду на очередную охоту и вдруг вижу, впереди меня вышагивает Венька с… самострелом в руках. «Странно!» — подумал я и прибавил шагу.
Подойдя ближе, увидел, что у Веньки на голове маскировочный шлем, а за поясом торчат стрелы, но главное, в фокусе моего внимания не осталось незамеченным, что этот горе-охотник шел мягкой, охотничьей походкой. Это просто меня взбесило. Какое он имел право походить на охотника, если даже ни разу в руках не держал ружье? Да и зверей-то видел только в кино и на картинках!
Самое неожиданное произошло, когда я окликнул Веньку. Он обернулся, подбежал и с жаром стал рассказывать, как только что выслеживал ворону, как подкрадывался к ней, когда она что-то клевала, как стрельнул из-за кустов и немного ее ранил.
Выпалив все это залпом, Венька передохнул и как-то нахально на меня посмотрел. А потом вдруг начал говорить о том, что в километре от окраины обнаружил сусликов, и что они едят посевы, и что завтра он пойдет их вылавливать.
Это уже было слишком! Я прямо не помнил себя от злости. Человек, который первый раз вышел на охоту, который до этого и «пороха не нюхал», столько болтал об охоте! У него прямо чесался язык поболтать. И самое смешное — кому он все это рассказывал?! Мне, который всю жизнь занимался охотой! Другой бы на моем месте, не раздумывая, выстрелил бы в Веньку пробкой, но я сдержался и, преодолев волнение, усмехнулся:
— Ну, ну, давай охоться, вылавливай! Посмотрим, что у тебя получится! — и, повернувшись, пошел в сторону.
На другой день Венька поймал суслика и тем самым поверг меня в унынье. Обидно было до чертиков — какой-то Венька, не посоветовавшись, ничего у меня не расспросив, ходит на охоту и приносит трофеи, а я столько времени занимаюсь охотой, и мне никто не попадается. Расстроившись, я даже нехотя пошел на охоту, но именно в тот день мне повезло. На меня свалилась баснословная удача.
На окраине в овраге я увидел какую-то редкую птицу, серо-черную, с длинным клювом и красными перьями на голове. Птица прыгала по ветвям дерева и клювом долбила кору, мне она представилась грифом, поедающим падаль. Подойдя к дереву поближе, я натянул тетиву самострела и пустил стрелу. Было отчетливо видно, как острый наконечник вонзился в крыло птицы; она пискнула и свалилась вниз. Я со всех ног бросился к дереву, но птица снова поднялась, как-то боком пролетела несколько метров и плюхнулась в кустарник. Я чуть не задохнулся от волнения, бросил самострел, подбежал к кустам и стал шарить среди ветвей, но птицы нигде не было. До позднего вечера искал ее, но тщетно.
На другой день я с утра забежал к Веньке и все рассказал о необыкновенной птице. Венька слушал рассеяно, усмехался, а когда я закончил, подошел к окну и отодвинул штору:
— Не эта?
У меня пересохло во рту — в клетке сидела моя птица. На ее забинтованном крыле виднелись капли крови.
— Это дятел, — сказал Венька. — Самая полезная птица. Хорошо, что нашел ее, а то умерла бы.
Венька бросил в клетку сосновую шишку, птица повернула голову набок и стала внимательно ее рассматривать. Потом, прихрамывая, подскочила и начала долбить, разбрасывая чешую. Шишка то и дело отлетала в угол клетки, и птица, распушив оперенье, смешно гонялась за ней. Я смотрел на перебинтованную хромоножку, и мне вдруг стало не по себе оттого, что хотел ее убить.
По дороге к дому мне вообще расхотелось становиться охотником. Я решил поговорить с отцом насчет аквариума и заняться рыбками.
С тех пор я не ходил на охоту, только рассказывал о своих охотах в прошлом. Если приятели мне не верили — тут же ссылался на Веньку, который прекрасно помнил, каким я был охотником, когда он еще только разводил рыбок.
Надо сказать, что мое решение покончить с охотой, сильно огорчило моих родственников. Особенно дядю. Несколько дней он обиженно-угрожающим или угрожающе-обиженным тоном втолковывал мне, какие качества прививает охота, но когда я объявил, что мое решение окончательное, хлопнул дверью и ушел.