Читаем Солнечная сторона улицы полностью

— Издревле животные соседствуют с человеком, — с улыбкой говорил Пончик. — Обитающие в городах собаки, кошки, птицы являются кем? В некотором смысле, представителями природы!

Дальше улыбка с лица Пончика исчезла.

— Позор, что мы входим в шестерку стран, где нет закона об охране бездомных животных!.. Должен сказать, Россию всегда отличали милосердие и сострадание. Где они теперь?! И если мы не хотим прослыть безнравственными дикарями, нам нужен такой закон.

Улыбка снова озаряла Пончика.

— Я надеюсь, вы его добьетесь. Если не вы, то кто же?

На практических занятиях, когда проводились опыты на лягушках и кроликах, Пончик усмехался:

— Во многих странах подобные опыты проводят на муляжах, а мы в бедственном положении… Должен сказать, вам предстоит нелегкая работа. К ветеринарии у нас отношение какое? Никакое! В некотором смысле. Лекарств и перевязочных средств выделяют мало. Никому нет дела до наших нужд. Так что надейтесь, молодые люди, только на себя… Но, должен сказать, если вы чего-то очень хотите — добивайтесь! Здесь, в смысле на этом пути, напрасных трат не бывает. Все идет на пользу дела…

На втором курсе техникума Лешку — уже Алексея — направили на практику в совхоз Калужской области, в знаменитые Брянские леса.

Директор совхоза встретил Алексея приветливо и некоторое время о работе не говорил, давая гостю освоиться, отдохнуть после дороги — привел к себе домой и вначале предложил принять баню, которую тут же и приготовил: разжег печь, достал с чердака березовых веников.

Надышался Алексей горячего пара, настегал себя веником; вылез из бани румяный, разомлевший, пропахший листвой, и почувствовал себя посвежевшим и помолодевшим, хотя и так был молод — дальше некуда.

За обедом директор рассказал Алексею о своем хозяйстве и посоветовал обосноваться в деревне Полушки, где жил старый ветеринар самоучка Кузьма Кузьмич, гомеопат-травознай, «великий зельник», как назвал его директор.

Деревня располагалась на берегу Жиздры, полноводной реки. Алексею предоставили избу, хозяева которой перебрались в город. Изба была в хорошем состоянии, светлая и чистая, с простой мебелью.

Не успел Алексей разложить вещи, как явился Кузьмич, старик с живым взглядом и располагающей улыбкой. Он чем-то напоминал Пончика. Это и понятно — у хороших людей много общего — ну хотя бы то, что они доброжелательны к другим, никому не завидуют и радуются чужим успехам не меньше, чем своим собственным.

Кузьмич сразу же объявил, что рад приезду молодого специалиста и что теперь ему, «необразованному старому хрену самое время отправляться на пенсию».

— Посмотрим, посмотрим, чему вас там учили, — добродушно бормотал он, но заметив, что Алексей покраснел, мягко добавил: — Не пугайся. Введу тебя в курс дела, открою тайны трав…

Кузьмич показал Алексею коровник и ферму, где содержались поросята, амбар для комбикормов, силосные ямы; по дороге перекидывался шуточками с доярками и работницами ферм.

— Вот жениха вам доставил, — и, наклонясь к Алексею, шептал: — Наши девчата самые красивые в области, а может — и во всей России.

Таинственное превращение в бане, таинственные травы Кузьмича и особенно — самые красивые таинственные девушки — все это вселило в Алексея некоторое волнение. «К счастью, — подумал он, — Кузьмич совсем не таинственный, простой, знающий свое дело».

— С пастухами у меня уговор, — говорил Кузьмич. — Вечером они пригоняют стадо и сообщают мне, какая корова кашляет, какая подвернула ногу.

Теперь по утрам Алексей отправлялся в ветпункт, где его уже поджидал Кузьмич; они шли в коровник, осматривали и лечили больных животных. Алексей назначал лечение «по науке», Кузьмич одобрительно кивал, но к «химии» добавлял «дедовских средств» — настойки трав, подробно объясняя молодому напарнику их «сбор».

— С любым животным надобно разговаривать, — сообщал Кузьмич. — Они ласку понимают. Самое приятное для них — поглаживание…

Первой, кого Алексей вылечил самостоятельно, была корова Машка. Простуженная Машка несколько дней понуро лежала в коровнике и не принимала никакой пищи, но после того, как Алексей ее вылечил, пришла в невероятное возбуждение: бегала по загону с пучком сена в губах и игриво брыкалась задними ногами, словно молодая телка, а ее теленок изумленно смотрел на мать, не в силах понять, что с ней происходит.

После Машки Алексей вылечил Мишку, огромного хряка, который вдруг стал забиваться в темный угол и виновато сопеть, точно стеснялся показаться не в форме перед хавроньями — оказалось, у него от ссадин воспалились копыта.

Неделю Алексей лечил хряка, и все это время тот радостно похрюкивал, только что не говорил: «Ты уж, дружище, побыстрей вылечи мои сбитые ноги, мне никак нельзя залеживаться, без меня эти безмозглые толстухи натворят чудес, да еще, чего доброго, свинарки спишут меня и погонят на убой; глупо ведь умирать из-за такой чепухи». Поправившись, хряк стал ходить за Алексеем, точно приблудный пес; только ветеринар войдет в свинарник, хряк, расталкивая сородичей, спешил к нему и начинал чесаться о сапоги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Л. Сергеев. Повести и рассказы в восьми книгах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор