Солнечная сторона улицы

Вовка Карасев, наоборот, больше всех праздников любил Новый год — в новогодний вечер усаживался перед окном и ждал Деда Мороза, и каждый раз его сонного перетаскивали в постель, а утром он бичевал себя за то, что не дождался полуночи.

Вовка жил в доме у шоссе; мимо их окон то и дело проносились грузовики и от грохота дребезжали окна, а вечерами по стенам от фар ползли светлые полосы.

Вовка хотел стать шофером; по всей улице собирал поломанные игрушечные автомашины, чинил их, а потом возил грузы, устраивал автогонки. После школы Вовка часам торчал на соседней автобазе. В основном около самосвала дяди Феди — подавал мастеру инструмент, гайки, болты. Всякий раз, завидев Вовку, дядя Федя восклицал:

— Ого! Автомобильный ас пожаловал. — И подмигивал приятелям. Потом хлопал Вовку по плечу и добавлял:

— Хорошо, что явился, классный водитель. Без тебя ничего не клеится. — И смеялся.

Во время перекура, так же посмеиваясь, дядя Федя рассказывал Вовке про рычаги управления, объяснял, зачем та или иная деталь. Вовка никогда не мог понять — шутит дядя Федя или говорит серьезно, тем не менее, все больше изучал машину.

Часто дядя Федя говорил:

— Ну давай, гроза шоссе, показывай, где там надо залатать?

И Вовка показывал царапины и вмятины.

Когда дядя Федя уходил обедать, Вовка забирался в кабину самосвала, включал скорости, прыгал на сиденье, крутил руль-баранку — представлял, как несется по шоссе.

Каждый день Вовка ходил на автобазу и через полгода уже считал себя профессиональным водителем и механиком. Не хватало только своего самосвала.

Однажды под Новый год Вовка встретил на улице дядю Федю.

— Ого! Кого я вижу! — проговорил дядя Федя нетвердым голосом. — Волкодав дороги! Ну-ка, иди сюда. Ахнешь, что тебе скажу, — дядя Федя нагнулся к Вовке и прошептал:

— Щас только с Дедом Морозом виделся. Он обещал в этот раз притащить тебе настоящий грузовик.

Вовка поднял глаза на дядю Федю и онемел от удивления.

— Да, да, точно, настоящий, — продолжал дядя Федя серьезно. — Уж ты, говорю, дед того! Смотри, Вовке-то пригони самосвальчик. Чего тебе стоит-то! Он, Вовка, говорю, парень наш, мировой… Пообещал… Так что все в порядке. Жди.

— Настоящий самосвал?! — еле выдохнул Вовка. — Как у вас?

— Лучше! Лучше, черт побери! — дядя Федя подмигнул и побрел в сторону.

В новогоднюю ночь Вовка долго не мог уснуть. Все вглядывался в морозное окно, ждал, когда к дому подкатит Дед Мороз на самосвале.

Утром, проснувшись чуть свет, Вовка бросился к окну и увидел чудо: прямо перед домом тарахтел новенький, сверкающий краской самосвал! Вовка накинул тулуп, ушанку, валенки, выбежал на крыльцо; он не сомневался, что это его, Вовкин самосвал: «Ведь такого на базе нет. К тому же стоит заведенный, а в кабине никого. Наверняка, Дед Мороз пригнал его ночью и оставил для меня».

Вовка влез на сиденье и покрутил руль. Потом выжал педаль, включил скорость и… самосвал медленно покатил.

Чем быстрее ехала машина, тем радостней становилось Вовке; он даже хотел запеть, но вдруг самосвал начал сползать в сторону и, круто повернув, уткнулся в сугроб. Вовка стукнулся лбом о руль-баранку; мотор заглох.

Потирая лоб, Вовка вылез из кабины и увидел — к нему со всех ног бежит дядя Федя и рядом незнакомый шофер.

— Ты что, спятил?! — кричал дядя Федя, а шофер грозил кулаком.

Подбежав, дядя Федя дал Вовке подзатыльник и кинулся осматривать машину.

— Все цело, — сказал шоферу и смахнул пот с переносицы.

— Ну и шкет! — проговорил шофер. — У вас здесь все такие?

— Да нет, — махнул рукой дядя Федя. — Это только он такой!

— Дядь Федь! — тихо сказал Вовка. — Ты же говорил… — Вовка хотел напомнить дяде Феде про его разговор с Дедом Морозом, но какой-то горький комок застрял в горле, он не выдержал и заплакал.

— Говорил, говорил, — проворчал дядя Федя. — Мало ли что говорил… Соображать надо. Парень-то вон уж какой!

Дядя Федя с шофером влезли в кабину, завели мотор и поехали назад. А Вовка еще долго стоял на дороге и тер глаза кулаками.

…Странно, но через несколько лет мы с Вовкой поменялись местами. Для него Новый год стал только поводом повеселиться, а я стал ждать Деда Мороза и надеяться на какое-то волшебство.

Собиратель чудес

Женька был длинный и худой, с удивленным немигающим взглядом, как будто все видел впервые. Тысячу раз мы гоняли в футбол между берез на нашей улице, но он всякий раз вздыхал:

— Ох, ну и березы! Во великаны!

Или частенько, задрав голову к небу, бормотал:

— Эх, погодка! Красота! — глубоко вздыхал и закрывал глаза от удовольствия. Это «Погодка! Красота!» я слышал от него каждый день. Даже в дождь и слякоть ему все было «красота».

А овощи, которые мы таскали с огородов, он считал чуть ли не заморскими фруктами.

— Никогда таких не ел! — смаковал какую-нибудь морковь и причмокивал и облизывался.

Змей, которого мы запускали, ему вообще казался лучшим в мире.

— Чудо, а не змей! — вопил и весь дрожал от возбуждения.

Я не любил Женьку — он слишком всем восторгался. И главное, не тем, чем надо. А вот футбол почему-то не очень-то любил и почему-то не ездил с нами на рыбалку.