Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской (сборник)

В 1966-м, после кончины Анны Ахматовой, я начала приводить в порядок свои давние записи. Напечатать их на родине надежды не было. “Записки”, том первый и том второй, – вышли на Западе: первый в 1976-м и 1984-м году и второй в 1980-м.

Не только ни единого слова, написанного мною, но и самое имя мое было запрещено упоминать в печати уже пятнадцать лет. Впервые после запрета имя мое упомянуто в прессе, в “Литературной газете”, 3 июня 1987 года.

Сейчас, когда я пишу эти строки (сентябрь 1987), появилась надежда, что, быть может, меня начнут печатать на родине. Кроме того, теперь я надеюсь, что “Дом Чуковского” (музей, организованный мною, моими друзьями и моей дочерью в Переделкине) уцелеет, после многолетних упорных попыток Союза писателей и Литературного фонда СССР выселить оттуда меня и мою дочь, вывезти уникальную библиотеку, картины знаменитых художников и другие мемориальные вещи невесть куда и снести дом бульдозерами, – что эти попытки прекратятся.

В общей сложности за пятнадцать лет существования Дом посетили более восьмидесяти тысяч человек; сотни посетителей обращались в высшие инстанции с просьбой сохранить этот Дом для них, для их детей и внуков; десятки безвозмездно ремонтировали и ремонтируют Дом.

Последнюю повестку из суда и из Литфонда с требованием выехать и вывезти вещи мы с дочерью получили год тому назад.

Что будет с Домом далее – не знаю, но надеюсь на лучшее.

В настоящее время я занята работой по расшифровке своих записей об Анне Ахматовой, сделанных в последние годы ее жизни: 1963–1966.

Тридцать седьмой год

Матвей Бронштейн “Поэтому я расторгаю договор…”

(5 апреля 1937 г.)

Копия письма, посланного Г. И. Мишкевичу[56]

Григорий Иосифович,

несколько дней тому назад Вы расторгли договор с внештатным редактором Л. К. Чуковской. Все редактируемые ею книги, по Вашему распоряжению, отняты у нее и переданы другим редакторам.

Так как среди этих книг есть и начатая мною книга о Галилее, то я считаю своим долгом и своим правом высказать Вам мои соображения по этому поводу. Вы, явно, не понимаете того, что редакторская работа над книгой состоит не только в отдельных мелких указаниях, чтении корректур и в подписании книги к печати: настоящий редактор участвует и в создании основных идей книги, вместе с автором он находит правильную литературную постройку книги, находит язык книги, иногда вместе с автором создает и самый сюжет. Так работает всякий хороший редактор; так работают редакционные кадры, которые воспитал С. Я. Маршак. До сих пор Вы, в Вашей роли бездушного чиновника-бюрократа, ограничивались лишь тем, что бездарным и неумелым руководством всячески мешали этим редакционным кадрам работать, теперь Вы сделали следующий шаг: Вы присвоили себе право обезличивать редакторский труд. В нашей стране давно признано, что даже паровоз нельзя, росчерком чиновничьего пера, передавать от машиниста к машинисту, а Вы хотите живых людей – писателей, – оборвав их работу на полуслове, передавать от одного редактора к другому. Не знаю, как остальные авторы, но что касается меня, то я категорически протестую против Вашего бессмысленного распоряжения.

Копия письма Матвея Бронштейна в издательство, 5 апреля 1937 г. Из архива Л. К. Чуковской.

Я не собираюсь указывать Вам на то, что, поручая другим лицам подписывать к печати произведения, в которые вложен редакторский труд Л. К. Чуковской (а среди отобранных у нее книг[57] есть книги на три четверти и даже нацело законченные), Вы тем самым совершаете акт наглого литературного воровства; не мое дело указывать Вам это, так как, я уверен, в нашей стране найдутся достаточно авторитетные органы, которые сумеют помешать зарвавшемуся бюрократу заниматься литературным бандитизмом и научат Вас уважать чужой труд. Со своей стороны я вынужден реагировать на Ваш цинический поступок следующим образом: так как редактор Л. К. Чуковская руководила моей работой в области детской литературы с самого начала этой работы и так как без ее редакторских указаний я никогда не смог бы написать написанных мною детских книг, то я не считаю для себя возможным согласиться на передачу другому редактору подготовляемой мною книги о Галилее. Поэтому я расторгаю договор, заключенный мною с Вами на эту книгу, и прошу Вас в кратчайший срок сообщить мне, какую сумму я должен возвратить Вам для того, чтобы ликвидировать полученный мною аванс. Одновременно сообщаю, что я не намерен заниматься в будущем какой бы то ни было литературной работой для Ленинградского отделения Детиздата, пока в этом учреждении не установится, наконец, та атмосфера честности и порядочности, которая обязательна для всякого государственного учреждения советской страны.

М. Бронштейн

5 апреля 1937

Лидия Чуковская Из книги “Прочерк”