Солнечное затмение 2 (СИ)

   На берегу реки стоял человек, внешний вид и одеяние которого имело болезненное пристрастие к темным тонам: абсолютно черные волосы, такого же цвета зрачки, словно две мрачные дыры в глазницах. На нем был черный плащ, черная шляпа и черные перчатки. На фоне буйных цветов растущего позади кустарника он выглядел настоящим демоном. Его взор был мертв, но тело, несомненно, живо. Незнакомец, увы, не выразил к бывшему космоплавателю должного интереса, лишь скучающе осмотрел его с ног до головы, ничего не произнес, потом достал из кошелька несколько монет, кинул их перед собой, уверенный, что дает нищему подаяние. Потом незнакомец развернулся и медленно зашагал назад -- в ту же Неизвестность, из которой он прибыл. Тропинка примятой травы после него являлась ярчайшим доказательством, что все происходит на самом деле. Вайклер поднял одну из монет, повертел, подражая старинным временам, попробовал на зуб, но тут же швырнул ее в сторону, вскочил на ноги и побежал вслед за молчаливым благодетелем.

   -- Подождите! -- кричал он, махая руками. -- Я прибыл оттуда! Со звезд! -- его указательный палец вытянулся в сторону неба. -- С далеких звезд!

   Незнакомец обернулся, загадочно посмотрел на указанное лично для него небо, будто сам факт его существования расценивался странным кричащим человеком как открытие, потом его лицо выразило крайнее удивление. В мертвом взоре воскресли признаки чувственности.

   Вайклер, растерянный, недоумевающий и все еще шокированный происшедшим, от полного незнания что теперь делать, протянул незнакомцу свою руку.

   -- Со звезд могут прийти только друзья... только друзья, поверь мне.

   руна шестнадцатая

   "Пред мной два пути. Один -- гладкий, прямой.

   Другой -- весь порос сорняковой травой.

   Тот, первый, направлен к сиянью небес,

   С другого лишь виден болотистый лес.

   И долгое время понять я не мог:

   То путь моих мыслей и путь моих ног".

   Дьессар, сидя в трюме, перебирал, как четки, свои цепи. Под потолком горела небольшая керосиновая лампа, дарующая этому удушливому замкнутому пространству пригоршню света и клубни черной копоти. Если свет был совершенно ни к чему, то копоть привносила своеобразный аромат в блеклые запахи его темницы. За ее стенами, то есть бесконечно далеко, шумело и пенилось море Древних Атлантов. Дьессар не обратил никакого внимания, когда сверху раздался скрип не знающих смазки шарниров. Люк, словно протяжно зевнув, открылся, и по ступенькам прошелся топот тяжелых сапог. В скупом свете керосиновой лампы, уродующим очертания всех предметов, появился капитан Бьюти. На его страшном лице была то ли улыбка, похожая на оскал, то ли сам оскал, не отличимый от улыбки. Да, встречаются иногда такие лица, на которых любая мимика вызывает только отвращение. То же касается и голоса:

   -- Ну что, еретик? -- Бьюти вдруг расхохотался. -- Сплавал в свою Америку? -- его клокочущий, чуть хрипловатый баритон залил собой весь трюм. Керосиновый свет замерцал, от чего на лице капитана запрыгали уродливые тени.

   Дьессар счел разумным промолчать. Но в этом молчании не было ни презрения, ни сервилизма, ни даже равнодушия. Просто лень было открывать рот. Бьюти сделал еще несколько тяжелых шагов и встал прямо под лампой. Тени на его лице выросли, изогнулись, сомкнулись между собой каким-то страшным мистическим символом, уродуя образ капитана до неузнаваемости.

   -- Поверь мне, старой морской крысе, уж я-то поплавал по морям, наверное, в два раза больше, чем ты, будучи ребенком, помочился в штаны. Я неоднократно видел Рассеяние Мира и Протоплазму. Хоть я и невежда в религиозных вопросах, но уж настоящий бред от здравых размышлений всегда отличу. Мой тебе совет: выкинь ту дурь, которую вдолбили в твою голову. Ты родился среди солнцепоклонников -- в том твое несчастье, но не твоя вина. Родился бы ты, к примеру, в моей семье, стал бы легендарным моряком и, уж поверь мне, правоверным пасынком темноты... Да, кстати! Если ты хоть раз назовешь меня морской мышью, а не крысой, сверну тебе голову вот этими самыми руками. -- Капитан показал свои огрубелые, изрезанные линиями судьбы руки. -- Даже если ты отречешься от своих еретических идей... А ты ведь отречешься, а?

   Дьессар сплюнул на пол.

   -- Отрекусь...

   Он редко снисходил до того, чтобы отвечать на чьи-либо вопросы. И делал это всегда с каким-нибудь побочным эффектом, подчеркивая свое наплевательское отношение к собеседнику. Капитан смерил взором его огромную атлетически сложенную фигуру и с неким сожалением подумал, что из него действительно вышел бы отличный моряк. Бьюти больше ничего не сказал. Молча развернулся и стал взбираться на палубу. Ступеньки вновь застонали под тяжестью огромных сапог. Уже будучи наверху, капитан крикнул одному из матросов:

   -- Эй, Пат, иди сними с него цепи. Кажется, человек образумился.

   Пат, юный коротышка и молчаливый исполнитель любого приказа, сиганул в трюм, подошел к Дьессару и принялся разбивать зубилом железные кольца на запястьях. Когда Дьессар оказался на свободе, он выпрямился во весь рост, печально поглядел на своего освободителя и с той же печалью произнес: